"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Свидание (Эпопея "Преображение России" - 17)" - читать интересную книгу автора

- Все-таки, Николай Иванович, - обратился к Худолею Матийцев, - я так и
не успел вас спросить, на какой работе вы здесь, в Москве, и как это
случилось, что я вас нашел.
- А вы разве меня искали? - удивился Худолей.
- Это правда, - не сразу ответил Матийцев. - Мне как-то даже и не
пришло в голову ни разу поискать вас в Москве, хотя приходилось сюда мне
приезжать и раньше. Да, признаться сказать, я и не думал, чтобы вы при своей
молодой пылкости могли уцелеть.
- А я, рассудку вопреки, как видите, не только уцелел, но еще и послан
был после гражданской войны заканчивать образование в Ленинград, в горный
институт, так что воспитался в стенах того же вуза, как и вы, Александр
Петрович!
- Вот видите, вот видите как! - вполне искренне восхитился Матийцев. -
Представьте вы себе, - обратился он к Тане, - такого юнца, который шел
однажды по большаку там, в Донбассе, прямиком на Ростов и затем, кажется,
нацелился на Кавказ революцию делать, а у самого только линючий синий
картуз, да рубашка, да заплатанные на коленях серые гимназические брюки, а
на ногах-то вообще непостижимые какие-то постолы из моржовой шкуры, и вот он
теперь, лет через семнадцать, горный инженер и работает в Москве, а вот в
какой должности, я все-таки не знаю.
- Ведаю отделом кадров, должность скромная, - ответил Худолей.
- Скромная, - подхватил Леня, улыбнувшись, и полузакрыл глаза. - А
когда я вот вошел в его кабинет, то знаете, что я от него прежде всего
услышал? - обратился он к Матийцеву.
- Что-нибудь очень грозное? - попытался догадаться Матийцев.
- Именно! "Вас, говорит, я вовсе не знаю".
Худолей рассмеялся добродушно.
- А вы, значит, обиделись? Это мне часто приходится говорить, - кадры
дело такое, тут нужна известная осторожность. Назначишь, бывало, а с места
потом бумажки летят: "Кого это вы к нам прислали? Он - самозванец и
проходимец". Кадры дело ответственное, - тут большой опыт нужен, а
прохвостов попадается у нас еще очень и очень довольно. А вот Александр
Петрович выступал однажды в суде, в Донбассе, тогда я его увидел в первый
раз. И выступил, мне помнится, для тех времен очень резко, так что я был
убежден тогда, что его непременно арестуют и в тюрьме сгноят!
- Меня и арестовали через несколько дней и сослали.
- Ну вот, ну вот! Все значит вышло по-писаному! - как бы даже
обрадованно перебил Худолей. - Разве мог вас выпустить из когтей прокурор,
раз вы сами тогда шли к нему в лапы? Теперь-то вы, разумеется, приобрели
известную, как бы это выразиться, степенность, солидность, ну, в этом роде,
а ведь тогда я вас видел в молодом подъеме, бурлящим, как кипяток. И знаете
ли что? Вот к месту пришлось, и напомнили вы мне тогда именно этого самого
моего учителя по гимназии Ливенцева, которого, может быть, сейчас увидите.
Ведь школьники - народ наблюдательный, мы своего учителя математики часто
видели именно в таких положениях взрыва, - другого слова и не найдешь. Вдруг
в нем что-то уже произошло, и нате вам - взрыв! И не только в классе: часто
из учительской комнаты слышен был нам его голос громовой. Учителя же в те
времена были тихий народ, затурканный. А этот нет. Этот - весь темперамент.
Вроде вот Леонида Михайловича, - кивнул он, улыбаясь, на Слесарева.