"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Свидание (Эпопея "Преображение России" - 17)" - читать интересную книгу автора

молод для этого, но как крепко сидит в нас не то, чтобы чувство Родины, -
Родина наша слишком велика, - а чувство родных мест, где прошло наше
детство: увижу на бутылке вина "Массандра" - и так меня и тянет к этой
бутылке!
- А если бы на бутылке стояла "Сарепта"? - лукаво спросил Леня.
- Если бы "Сарепта", - улыбнулся ему Худолей, - то пить я ее, положим,
не стал бы. Но об этой Сарепте, поскольку я уже начал рассказывать, если
разрешите благосклонно, то я так и быть - закончу. Наших имен этот зверь
даже и не спросил, а только когда подошел к умывальнику смывать с лица и
френча братнину кровь, крикнул конвойным: "Этих вывести и расстрелять!" Нас
и вывели... из домишка на улицу, но тут у конвойных возник вопрос, куда
именно надо "вывести", чтоб расстрелять. Старший конвойный решил, что
вывести надо за последнюю хату. Не на улице же расстреливать сразу трех, -
тревогу поднимать. Ведь люди после боя с нами до сна дорвались и спят во все
лопатки, а откроют конвойные стрельбу по нас, придется им вскочить и за
винтовки хвататься: не красные ли опять наступают, чтобы их выбить? Одним
словом, нас повели за город, а утро еще раннее, чуть серенькое. И тут
местность была какая-то неровная, притом же кусты, лозняк, что ли, какой, но
стенки, увы, сами понимаете, никакой не было, куда нам стать, чтобы по всем
правилам варварского искусства; и чуть только старший конвойный нам
скомандовал: "Вперед, вон до того кустика, шагом марш!" - мы и пошли себе,
да на ходу переглянулись, да и, конечно, бросились со всех своих ног в
разные стороны, а по нас конвойные открыли пальбу, как по крупной дичи. Вот
тут я и начал, как заяц, петлять по кустам, и не знаю уж, удалось ли уйти
двум моим товарищам, не видел уж я их больше, сам же я доплелся до
ближайшего поста своих: ведь далеко наши не уходили и действительно в тот же
день пошли вновь на эту самую Сарепту и выбили беляков. После того-то, - это
уж к вечеру было, - мне и сказали, что я поседел. Вот так-то оно и
случилось.


3

- Очень заметно сократилось население России после гражданской войны, -
говорил неторопливо и вдумчиво Матийцев. - Ведь гражданская война прошла в
сопровождении сыпняка, испанки и закончилась голодом. От голода города
опустели. Я не знаю точно, сколько людей из России бежало, но много ведь,
очень много.
- Не знаю, как у вас, а у меня от гражданской войны осталось такое
впечатление: месть! - глядя только на Матийцева и медленно связывая слова,
как бы в тон ему, заговорил вновь Худолей. - Месть, дошедшая до
помешательства, месть всеобщая. Точно как бы каждый каждому стал кровник,
как это принято было на Кавказе у горцев. Только там родовая месть, а во
время гражданской войны - классовая, класс против класса шел, а это уж куда
больше, чем род. Вот и выходило так, например, у белых: один белый офицер,
сын генерала, расстрелянного нашим отрядом, дал клятву расстрелять пятьсот
человек наших. Пятьсот, - вы подумайте, я ведь это привожу как факт, взятый
из показаний военных преступников, - изверг этот вел своим расстрелянным
точный счет. А когда расстрелял пятисотого, то и сам застрелился: исполнил
долг, завещанный самому себе!