"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Искать, всегда искать! (Эпопея "Преображение России" - 16)" - читать интересную книгу автора Теперь этот малец, круглый, мягкий и теплый, с такими плутоватыми
глазенками, совал ему в лицо маленькую игрушку из папье-маше и говорил: - Уточка! Потом подносил другую и говорил: - Овечка! Вытаскивал третью и говорил: - Гусь! - Познания твои ценны, - сказал ему дядя Черный. Сам он стал дядей Черным только с этого дня, - раньше его звали иначе, но так назвал его Леня, и все забыли, как его звали раньше. Чумазая Марийка забегала иногда в комнату, ставила в шкаф чистую посуду, которую мыла на кухне, потом уходила, усердно хлопая дверью, а дядя Черный говорил Лене: - Пошел бы ты, братец ты мой, куда-нибудь - к Марийке, что ли, - а я бы уснул, а? Поди к Марийке! - Я не хочу, - лукаво щурился Леня. - Из этого что же следует, что ты не хочешь? Ты не хочешь, а я хочу. И, кроме того, ты теперь тут хозяин, а я гость, а гостям... насчет гостей, братец... долго об этом говорить... Поди к Марийке! Дядя Черный, - так считалось, - делал в жизни какое-то серьезное дело. Таких маленьких людей, как Леня, он видел только издали, летом. Думал о них добродушно и мирно: "Копаются в песочке". Иногда случалось погладить малыша по голове и сказать при этом: "Так-с... Ты, брат, малый славный, да... А тебя собственно как зовут?" Повторял: "Так-с... Это, братец ты мой, хорошо". И уходил. Но здесь в первый раз случилось так, что уйти было нельзя. но Леня пришел и туда, достал валявшийся под шкафом кусок канифоли и засунул в рот. - Фу, гадость! Брось сейчас же! Нельзя! - поднялся дядя Черный. Зачем же? Леня совсем не хотел бросать. Пришлось встать и вырвать насильно. Леня залился слезами. - Да, поори теперь!.. За тобой если не смотреть, ты и половую тряпку съешь, - свирепо говорил дядя Черный. Мельком поглядел на себя в зеркало и увидел такое донельзя знакомое, свое лицо, что отвернулся. Леня стоял в угол носом, коротенький, в белой рубашонке, подвязанной пояском, в серых штанишках, ботиночках - настоящий человек, только маленький. Стоял и плакал, - на щеке сверкала слезинка. - Ну-с... Ты чего плачешь? - подошел к нему дядя Черный. - Канифоль есть нельзя. Видишь ли, канифоль - это для скрипки... Это тебе не апельсин... вот-с. И кроме того, это - бяка! - вспомнил он детское слово. - Бяка, понимаешь? Взял было его за плечи, но Леня отвернулся, уткнулся в угол еще глубже и всхлипывал. - Э-э, брат, если ты будешь тут орать, то пошел вон! - сказал дядя Черный. Сказал просто, но Леня вдруг закричал во весь голос, как кричат большие люди, повернул к нему оскорбленное лицо - лицо несомненное и тоже свое - и побежал, плача навзрыд, стуча ножонками, зачем-то растопырив руки. И все-таки дядя Черный думал, что это канифоль: попал кусочек |
|
|