"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Ленин в августе 1914 года (Эпопея "Преображение России" - 12)" - читать интересную книгу автора

Потом он кивнул головой в сторону Матыщука и сказал тоном приказа:
- Выведите арестованного и подождите сопроводительной бумаги!
Владимир Ильич понял, что его ожидает тюрьма, и только большим усилием
воли он кое-как справился с охватившим его возмущением, дошел до двери и
вышел в переднюю, но здесь вынужден был сесть на деревянный диван.
Впрочем, сидеть долго не пришлось: письмоводитель, приотворив слегка
дверь кабинета, просунул руку с бумажкой, а Матыщук, приняв ее, передал
сержанту конвойной команды вместе с арестованным, с которым счел нужным
проститься, взяв под козырек.
И вот знакомая по России картина - тюрьма!
Такая тюрьма могла бы быть только в русском уездном городке -
одноэтажное каменное, довольное длинное здание с рядом квадратных окошек,
заделанных железными решетками. Окошки, как полагается, высоко, гораздо выше
человеческого роста.
Превосходил средний человеческий рост и надзиратель тюрьмы Иозеф Глуд,
который лаконично записал в книгу арестантов, придерживаясь граф:
"8/VIII 11 ч. утра. Владимир Ульянов, уроженец России, лет 44,
православного вероисповедания, русский эмигрант".
В отдельную графу попало отобранное имущество: "91 крона 99 геллеров,
черные часы, ножик".
Впрочем, Иозеф Глуд оказался почему-то преувеличенно вежливым, когда
вводил его по коридору в отдельную камеру, где торчала железная койка,
кое-как застеленная байковым серым одеялом, где в углу стояла параша, а
воздух был очень душен и сперт.
Владимир Ильич понял эту вежливость как дань уважения к нему -
"крупному государственному преступнику", оказавшемуся в мелкотравчатом Новом
Тарге; но в тот же день увидел, что он был единственный интеллигент на всю
тюрьму: кроме него, тут сидели лишь местные крестьяне, просрочившие свои
паспорта или не уплатившие налога; какой-то неугомонно-крикливый цыган да
еще мелкий чиновничек-поляк из Варшавы, вздумавший накануне войны проехаться
в Австрию по чужому паспорту.


4

После ночи, проведенной без сна, после допроса старосты, казалось бы,
должна была наступить усталость и можно было прилечь на койку с грязным,
лохматым одеялом, подложить под голову руки и закрыть глаза.
Однако слишком крут был перелом в жизни, и водоворот мыслей, им
поднятых, выжал усталость. О сне Ленин очень часто забывал и тогда, когда
борьба с противниками не выходила за пределы споров, а ведь противники были
гораздо ниже его по умственным силам. Он входил в азарт борца по мере того,
как упорно ему сопротивлялись и как велико было число его политических
врагов.
Хотя с начала мировой войны прошла всего только одна неделя, но он уже
знал, что в воюющих государствах Западной Европы с рабской угодливостью, с
поспешностью и легкомыслием преданы интересы рабочего класса, и
социал-демократы стали социал-шовинистами... "Все силы рабочих на поддержку
своей буржуазии!" - таков, по существу, был лозунг этих немногих, но
ошеломляющих дней. Слова Вильгельма: "Отныне я не знаю партий, - я знаю