"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Лютая зима (Эпопея "Преображение России" - 9)" - читать интересную книгу автора

кадомцев нестройной, правда, и довольно бесшабашной толпой, но с явным
все-таки подъемом прошел невдали, сплошь предводимый одними только молодыми
прапорщиками, туда, где залег второй батальон его, Ковалевского, полка.
Все утрясалось, становилось на свои места... Но когда он пристально
начал наблюдать в бинокль, где именно приходятся разрывы наших чемоданов, он
не заметил ни одного разрыва на той самой высоте, с которой обстреляли из
пулеметов и пришили к земле второй батальон.
- Как же это так? Куда же они бьют? Что они такое обстреливают? -
бормотал он в полнейшем недоумении. - Ведь я же точно рассказал Палею, где
пулеметные гнезда австрийцев... Что же опять за абракадабра такая
творится?.. Как раз надоумил черт теперь именно затеять смену, - удобный
случай для австрийцев расстрелять оба батальона...
И Ковалевский кинулся к трехдюймовкам, остановившимся на шоссе с видом,
вполне ко всему безучастным.
- А ну-ка, братцы, кто у вас тут за старшего? - крикнул он
артиллеристам.
Те ответили, что их командир - штабс-капитан Плевакин - пошел искать
наблюдательный пункт и вот теперь возвращается.
Действительно, со стороны деревни подходил довольно развинченным шагом
какой-то офицер в независимо сидевшей набок фуражке, с дюжим и, как
показалось еще издали, малиновым носом.
Он подходил, точно сознательно, медленно, потом вдруг остановился,
постоял с минуту на месте, поглядел туда и сюда кругом и решительно повернул
назад.
- Куда же он, этот Плевакин? Все ищет место для наблюдательного пункта?
Отнюдь не похоже, - говорил, наблюдая за ним, Ковалевский и закричал, сделав
рупором руки: - Капи-тан Пле-ва-кин!
Плевакин не мог не слышать сильного голоса, однако не обернулся и шел,
все убыстряя шаг. У Ковалевского мелькнула мысль: "А не Плевакин ли здесь
сидел и пил вместе с командиром четвертого батальона кадомцев?" По цвету его
дюжего носа и по развинченной пьяной походке было похоже именно на это. И не
шел ли он опять туда же допивать водку, в то время как сейчас, может быть,
начнется сосредоточенный расстрел австрийцами почти двух тысяч русских
солдат?
Ковалевский двинулся за ним. Он нагнал его почти у той самой окраинной
халупы, где обосновался краснорожий Силен.
- Вы штабс-капитан Плевакин? - крикнул раздраженно Ковалевский.
- Я штабс-капитан Плевакин, - вполне независимо ответил тот, не
подбросив даже на секунду руки к козырьку ухарски сидящей фуражки.
- Возвращайтесь немедленно к своим орудиям и обстреляйте одну высоту по
моим указаниям!
- Ни-ка-ких ваших указаний и приказаний я исполнять не обязан, - очень
отчетливо ответил Плевакин и голову подбросил так энергично, что
шевельнулась и чуть не слетела фуражка.
- Ка-ак так не обязаны? - вскипел Ковалевский.
- Очень просто. У меня есть свое начальство, а вам я нисколько не
подчинен.
Крупные желтые зубы, малиновый нос, как руль, серые навыкат нагло и
враждебно глядящие глаза, резкий запах водки и зеленого лука, который
красовался в ящике в одном из окошек крайней халупы, - все это обдало