"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Лютая зима (Эпопея "Преображение России" - 9)" - читать интересную книгу автора

Он ожидал, что Котович будет по обыкновению думать вслух и мямлить и в
конце концов согласится с ним, но старец ответил неожиданно твердо:
- Вы должны согласоваться со своим соседом справа без всяких отговорок!
Преждевременное выступление ваше буду считать преступлением!
Ковалевский сказал: "Слушаю, ваше превосходительство!", а когда бросил
трубку, энергично добавил:
- Начинается абракадабра, черт бы их взял, дураков! - и выскочил из
хаты наружу освежить голову, потому что застучало в висках.
Офицеры плотной толпой окружили его. Он сказал им:
- Наступление отложено до рассвета, господа. Я думаю, что нечего вам
тут зря маяться. Прошу до моего шалашу. Заходите греться.
Когда втиснулось в комнату человек пятьдесят офицеров, сразу стало
тяжко дышать и свеча в бутылке спустила свой язычок, но Ковалевский, войдя
вслед за всеми, предложил если и не тоном приказа, но все-таки довольно
сурово:
- Чтобы не тратить энергии зря, ложитесь и спите!
Ливенцев поглядел на него удивленно и спросил за всех:
- Где же и как ложиться?
- Вот тебе раз! Где и как? Вы теперь - накануне атаки, и лучше этого
ночлега у вас, может быть, несколько дней не будет, а вы говорите: где и
как! Тут сухо? Сухо. Тепло? Тепло. Чего же вам больше? Двуспальных
кроватей?.. Ложитесь на пол и спите.
- Все не уляжемся.
- Как не уляжетесь? В два слоя не уляжетесь? Уляжетесь!
- В два слоя?
Пришлось Ковалевскому самому укладывать своих офицеров на ночлег в два
слоя, причем головы верхних пришлись на ногах нижних; грязные сапоги при
этом насухо вытирали соломой. А когда все, наконец, улеглись, он сказал тем
же тоном почти приказа:
- И прошу, господа, не думать о неудобствах и вообще ни о чем не
думать, а спать!
Сам же он улегся на свою узенькую походную койку и закрыл глаза, но не
спал.
За три дня, прошедшие после совещания в штабе дивизии, он не раз
объехал верхом сам-друг то с поручиком Гнедых, то с подпрапорщиком Лукиным,
то с Ваней Сыромолотовым тот участок фронта до Ольховца, по которому надобно
было наступать полку. Он лично распоряжался работой одной из своих рот,
гатившей коварную топь речки Ольховец и перекидывавшей через эту речку
бревенчатый мост шириною в шесть солдатских шагов. Но очень упорно он
разглядывал при этом не только загадочно молчавшие позиции австрийцев за
Ольховцем на нескольких смежных высотах, но и деревню Петликовце, большую
деревню, в которой вполне сохранилось много крытых черепицей домов, в
которой располагалась, по данным разведки, только одна рота австрийского
сторожевого охранения и которая начиналась всего на полверсты правее его
участка атаки. Через нее должен был пройти, попутно выбив австрийскую роту,
крайний батальон того самого кадрового полка из ударного корпуса Флуга, со
штабом которого он только что говорил по телефону.
Среди все засосавшей кругом стихии грязи не раз за эти три дня
рисовалась ему островом блаженных эта большая деревня, которая осталась
как-то совсем в стороне от стремительных планов штабов - армии, корпуса,