"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Лютая зима (Эпопея "Преображение России" - 9)" - читать интересную книгу автора

одна халупа; остальные были наполовину разрушены австрийскими снарядами,
потом разобраны на дрова в окопы. Около этой-то халупы на соломе, сваленной
прямо в грязь, и на кучах жердей, приготовленных для починки гати через
Ольховец, расположился на привал полк.
Так как наступление назначено было на два часа ночи и подниматься для
этого надобно было в час, а в час могло быть отнюдь не светлее, чем теперь в
десять, то о сне никто и не думал, хотя, после утомительной прогулки в
десять верст по топкой черноземной пахоте, всем просто животно хотелось
спать. Солдаты шутили, ложась на солому и жерди:
- Эх, и постеля ж добра для последнего разу!.. А как австрияков почнем
гнать, тогда уж и такой не будет.
Не все до дна в этой и подобных шутках звучало, как горькая насмешка
над тем, что их ожидало. Если бы человек не надеялся на лучшее, он не был бы
человеком.
Поодаль от людей, тесно связанные с ними общей судьбой, фыркали в сырой
темноте лошади обоза, пулеметных и патронных двуколок, походных кухонь. В
кухнях кипятили воду для чаю, но разводить костры, чтобы погреться, было
строго воспрещено Ковалевским. Он запретил даже и курить, чтобы случайно не
подожгли солому, но не курить крученок оказалось выше человеческих сил, - и
повсюду на привале вспыхивали, как волчьи глаза в лесу, огоньки зажигалок.
Сам Ковалевской со своим штабом и связистами занял единственную комнату
халупы, поставив в угол походную койку и маленький столик, на котором горела
свечка в бутылке из-под рома. В двух окошках хаты уцелело только четыре
стекла, остальные восемь были кое-как заткнуты соломенными жгутами.
Наладив связь со штабом своей дивизии, телефонисты пропускали провод
через разбитое стекло окна, связываясь теперь со штабом соседнего полка
справа, полка другой кадровой дивизии, другого корпуса. Ковалевскому дано
было знать, что этот полк будет наступать в одно время с его полком и в том
же направлении, несколько правее его полка.
Со штабом этого полка ему хотелось договориться о подробностях
наступления, чтобы не было разброда сил и разнобоя действий, и когда связь
была, наконец, налажена, Ковалевский тут же припал к трубке телефона.
- Говорит полковник Ковалевский... В какое время снимаетесь для
наступления? С точностью до одной минуты, чтобы я мог сделать расчет...
Ответ пришел совсем неожиданный:
- Выступаем в половине шестого.
- Ка-ак в половине шестого? - подскочил Ковалевский. - Я не ослышался?
В половине шестого? Вот тебе раз! А где же внезапность, на которую мы все
время били?.. В половине шестого будет уже светать, и мы понесем большие
потери... Чье это приказание?
Ему ответили, что так приказал командир второго корпуса Флуг.
Ковалевский позвонил в штаб своей дивизии генералу Котовичу и начал с
обычного бесстрастного "доношу, что...", но чем дальше говорил, тем больше
впадал в раздражение:
- ...Час наступления отодвинут почему-то до половины шестого утра, но
так как моему полку необходимо наступать на четыре версты в глубину, так как
необходимо иметь время, чтобы окопаться, так как нужно как можно скорее
занять артиллерийские позиции на западном берегу Ольховца и так как при этом
ночном наступлении мы потеряем гораздо меньше людей, я не изменяю отданных
мною приказаний и буду наступать в два часа!