"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Лютая зима (Эпопея "Преображение России" - 9)" - читать интересную книгу автора

Однако такими же "местными средствами" было и все хозяйство уцелевших
от разрушения деревень: огромнейшее брюхо фронта пожирало все, что
производили эти хозяйства, снисходительно оставив им в изобилии только воду
для самоваров.
Фуражиры бесчисленных войсковых частей неустанно сновали везде,
выискивая скот и фураж, однако нередко бывало и так, что собранное
фуражирами одной части отбиралось отрядом другой. И очень короток был здесь
век вильстермаршской породы бычков, с великолепным спокойствием мочившихся
посреди горниц в глиняные миски, и молочных поросят, благоухающих под
лавками.
Солдаты, набранные в Екатеринославщине, говорили с прифронтовыми
подолянами на одном языке, и Ливенцев видел, что если они могли еще
как-нибудь извинить начальству свой многоверстный поход по невылазно-грязным
дорогам, то этого вот растаскивания по бревнышку хуторов, этой беспощадной
реквизиции сена и картошки, овса и живности у своих же, у тех, которых
защищают от неприятеля, они не могли понять и не хотели прощать.
В стороне от шоссе, гремевшего тяжелыми машинами, проходила полевая
железная дорога, по которой лошади тянули груженые вагоны на фронт. Но
мучительно было смотреть на этих лошадей даже издали: они выбивались из сил,
чтобы вытаскивать свои ноги из разболтанной вязкой грязи по обочинам дороги.
Еле вытягивали из засасывающей грязи свои ноги и солдаты эшелона, когда
подходили к селу Кузьминчики. Но они знали, - им сказали это с радостными
лицами, - что в Кузьминчиках ждет их не только удобный, теплый ночлег, - еще
и дневка, так как следующий день был "день царский, - тезоименитство
государя-императора, верховного вождя всех русских воинских сил".
Однако село это оказалось сплошь забитым транспортом и строительным
отрядом. Усталые люди остановились на улицах села, теснясь между подводами и
лошадьми; был уже вечер; падал хлопьями мокрый снег...
Добычин послал телеграмму в Городок, непосредственно в штаб седьмой
армии, прося распоряжений. Но транспорт оказался девятой армии, и штаб
седьмой бессилен был его выселить. После долгих переговоров начальник
транспорта еле согласился очистить для всего эшелона двадцать хат. Люди
спали вповалку, располагаясь где только можно было найти прикрытие от снега.
А утром мыли многострадальные сапоги в речке Мухе, впадающей в
пограничную с Австрией реку Збруч, чистили винтовки, чинили амуницию и
шинели. Около здешней церкви отстояли обедню и молебен. Парада не было, -
негде было развернуться для церемониального марша, только прокричали
несколько раз "ура" после короткой речи командира эшелона, а в обед получили
праздничного сахару по шести кусков.
Снегу за ночь нападало много, днем же при солнце он быстро таял.
Выехавший из села после обеда чужой транспорт оставил после себя на улицах
такую грязь, что перед вечером снова пришлось ходить на речку Муху мыть
сапоги, и Митрофан Курбакин кричал при этом занятии диким своим голосом с
хрипотой:
- Отмывай, ребята, отмывай чище нашу родимую землицу! Завтрешний день
австрийскую месить станем!
Утром перешли Збруч по деревянному мосту, а чтобы не провалить этого
моста мерным солдатским шагом, Добычин приказал идти по нему не в ногу.
Ливенцев удивленно наблюдал, как повеселели лица солдат его роты, когда он
бросил им на ходу: "Вот вам и Галиция, ребята, - дошли, наконец".