"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Лютая зима (Эпопея "Преображение России" - 9)" - читать интересную книгу автора

Даже затянул было кто-то в передних рядах старую, еще дружинную, песню:

Ехал на ярморок юхорь купец,
Д'юхорь купец, д'юдалой молодец...

И много голосов подхватило ее весьма бодро и с большим чувством, но от
ехавшего верхом впереди Добычина пришло приказание песню отставить.
- Почему отставить? - недоуменно спрашивал Ливенцев у своего соседа по
роте Аксютина.
Аксютин поерзал по морщинистому лбу бровями, ища ответа, и сказал
наконец, найденно улыбнувшись:
- Потому что вы-то забыли знаменитый плакат: "Остерегайтесь! Молчите!"
Добычин же его отлично помнит.


ГЛАВА ШЕСТАЯ

Два дня еще шел эшелон галицийскими проселками, которые оказались
ничуть не суше и не тверже своих, подольских; прошел деревню Ольховчики,
ночевал в деревне Крагулевец, наконец пришел в большое село Звинячь, где
разместились уже первые два батальона и разместились тесно, на одной
половине села, - другую оставили для второго полка бригады.
Отсюда уже слышен был рокочущий разговор наших и австрийских пушек: до
позиций считалось всего восемнадцать - двадцать верст.
- Це шо таке, га? Чуешь?
- Эге ж, чую. Регочуть, шо мы, дурные, сами до них прийшлы!
И, кивая друг другу на грозную линию холмов на горизонте, из-за которых
доносился зычный боевой гул, солдаты застывали на месте с раскрытыми ртами.
То, о чем они не хотели думать, но к чему их готовили больше года, то, чего
они не хотели видеть, но к чему их неуклонно везли в товарных вагонах, как
всякий другой военный товар, к чему придвигали их несколько дней по
невылазно грязным дорогам, оно было, наконец, здесь, вот оно, - рукой
подать.
Но некогда было долго вслушиваться в канонаду. Ковалевский приказал
выстроить прибывшие роты и осматривал каждого в них внимательным,
оценивающим и тело и душу взглядом. Так, безмолвно проходя замедленным
шагом, оценивает про себя на ярмарке покупатель выставленный у возов на
продажу скот, прежде чем остановиться на одной из голов и начать
торговаться.
А Ваня Сыромолотов, идя за ним, только записывал, у кого оказались
совершенно разбитые сапоги, перевязанные бечевкой и проволокой, и вечером в
тот же день выдавали тому новые сапоги.
При раздаче и примерке этих сапог Ливенцев с большим любопытством
наблюдал за своими, будут ли они довольны: ведь новые сапоги эти были не
более как дар данайцев. Но оказалось, все очень повеселели, только иные не
верили тому, что сапоги эти - настоящие, прочные сапоги, и долго щелкали
пальцами по подметкам, стараясь определить на звук, из кожи ли они, - не из
лубка ли, только для видимости оклеенного тонкой кожей.
Ливенцев боялся спросить об Анне Ивановне; ему казалось, что она лежит
совершенно разбитая пешим путем и больная, но она сама отыскала его, -