"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Пушки выдвигают (Эпопея "Преображение России" - 5)" - читать интересную книгу автора

ждал, что ответит Тольберг.
Но ответил ему не Тольберг, а Людвиг Кун, притом так, как не ожидал
Сыромолотов:
- Причина одна: большинство русских плохо ценит свое достояние.
- То есть? Как это прикажете понять? - спросил Сыромолотов, принимаясь
за суп, хотя он отлично понял сказанное: ему никак не хотелось слышать это
от какого-то Людвига Куна.
Но Тольберг уточнил сказанное своим другом:
- А между тем русским ведь есть за что себя уважать, - ого, еще бы!
- За что же именно, позвольте узнать? - улыбаясь насмешливо, спросил
Сыромолотов.
- Да прежде всего прочего хотя бы за то, что заняли они на земном шаре
сплошное пространство в Европе и в Азии, какого не имеет даже Китай, хотя
населения там в два с половиной раза больше, - ответил ему Людвиг Кун,
поспешив предупредить в этом Тольберга.
- Гм-гм... Разумеется, - весело с виду сказал Сыромолотов, перед
которым оказался бокал задорно пахнущего вина - золотистого, с искрами.
К нему тянулись с такими же бокалами и старый Кун, и его жена, и Эрна.
У Эрны как будто от одного только вида вина вдруг очень оживленное, даже
шаловливое стало лицо, и она произнесла что-то вроде короткого тоста:
- За здоровье автора очень-очень талантливого портрета.
И глаза ее при этом стали какие-то даже преувеличенно яркие, какие
бывают у девочек-подростков, когда ими овладевает восторг, и Людвиг Кун,
сказав: "Браво!", поднялся со своим бокалом, а за ним поднялись все, даже
слабый на ноги старик; пришлось подняться, чтобы чокнуться со всеми, и
Сыромолотову.
Его как бы чествовали. Он попал как бы не к обыкновенным заказчикам на
художественный портрет, а в среду ценителей именно его таланта, из которых
двое были хотя и такие же немцы, как и другие за этим столом, но в то же
время почему-то ни больше ни меньше как члены "Союза русского народа" - до
того любят Россию!
Он, привыкший на все кругом смотреть жадными глазами художника, теперь
как бы раздвоился: в первый раз это случилось с ним, что он как гость сидел
у немцев, осевших в России. Теперь он не только смотрел, он слушал со всем
вниманием, на какое был способен. В голове его вертелась чья-то старая,
семидесятых годов прошлого века, пародия на стихи Пушкина о воронах:

Август к Михелю бежит,
Август Михелю кричит:
- Михель, где бы нам нажиться,
Как бы нам того добиться?
Михель Августу в ответ:
- А России разве нет?
И два друга обнялись
И в Россию поплелись.

Вот они, эти самые, теперь уже как будто достаточно нажившиеся, но
мечтающие нажиться колоссально, как Фальцфейн с его миллионами овец. Они уже
начинают заводить галерею предков, для чего и приглашен ими он, один из
крупнейших художников России, о котором, несомненно, они читали и слышали,