"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Пушки выдвигают (Эпопея "Преображение России" - 5)" - читать интересную книгу авторадосказал он начатое:
- "Понес, говорит, я эту дугу, - прямо ног под собой не слышу от радости и ничего уж больше кругом не вижу: дуга у меня в руках, - чего мне еще надо?.. Вдруг крик неистовый: "Стой! Эй!.. Ребята, держи его! Дугу упер!.." Оглянулся я, вижу, бегут ко мне от этой самой - харчевня она была или контора какая... Сначала двое, потом еще двое, орут несудом... Остановился я. Подбегают. Конечно, сверкание глаз, и скрип зубов, и уж кулаки наготове. Я им, конечно, все в радости той обретаясь: "Сколько, говорю, дуга стоит - покупаю". Ну, тут, с одной стороны, на жулика я все-таки не был похож, и одет прилично, а дуге этой - полтинник цена, и то в базарный день. Как кулаки ни сучили, а все-таки, раз человек сказал: "Покупаю", - у всех думка является: сорвать с него! Один кричит: "Трешницу давай!", другой: "Чево трешницу - пятерку!" А хозяин этой самой дуги - откуда у него и голос такой бабий взялся - как завизжит, точно над покойником: "Красную бумажку давай, ни в жисть не отдам за пятерку!" Вытащил я кошелек, посмотрел, есть ли у меня там десять рублей, вижу - есть, протянул ему: "На, брат, тебе, раз ты оказался такой счастливый!" Он даже и шапку снял при таком обороте дела, а я с дугою к себе домой. Прямо, можно сказать, не шел, а на крыльях летел..." Вот как далась Сурикову дуга на его "Боярыне Морозовой". Говоря это весело, с подъемом, Сыромолотов так же с подъемом работал кистью, и с холста на него уже глядело лицо старого Куна таким, каким оно только и могло быть в своем степном имении, в своем семейном кругу, когда сыновья его - кто инженер-электрик, кто инженер-химик, кто инженер-металлург - говорили о том, что, по его мнению, не относилось к деловым разговорам. IV Как всегда и для всякого художника за работой, время летело для Сыромолотова совершенно незаметно: просто даже не было ощущения времени. Однако совсем иначе чувствовала себя живая натура. Старый Кун не только начал усиленно кряхтеть и кашлять, просидев полтора часа в своем привычном кресле, но начал уже хмуро поглядывать даже и на своего сына, не только на портретиста, и Людвиг, наконец, решил прийти ему на помощь. По свойству своего темперамента он сделал это довольно бурно. - Браво, браво! Брависсимо!.. - выкрикивал он, став за спиной Сыромолотова. - Классически! Лучше нельзя и представить! Вы превзошли самого себя!.. Вот я сейчас позову маму, пусть полюбуется! И он бросился в соседнюю комнату, и с минуту его не было, чем воспользовался Сыромолотов, чтобы сделать еще несколько необходимых мазков, так как видел, что сеанс волей-неволей приходится закончить. Людвиг привел не только мать: вместе с толстой рыхлой старухой пришла еще и молодая, с виду скромная, немка, а за ними шумно ворвался Людвиг, держа за локоть вполне по-товарищески человека своих лет, но гораздо более степенного, ниже его ростом, лысоватого и в очках. Это было уже многолюдство, которое не могло, конечно, способствовать работе художника, и Сыромолотов поднялся и тут же положил кисть и палитру. Никакого подобия улыбки не появилось на его лице, когда сияющий Людвиг знакомил его с четою Тольбергов, пришедших в гости к Кунам по случаю |
|
|