"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Валя (Эпопея "Преображение России" - 1)" - читать интересную книгу автора

лет двадцати пяти, бывшая актриса - небольшая, провинциальная, - Наталья
Львовна. Они приехали из Черни; сюда на дачу попали потому, что здесь было
дешевле, чем в других местах - ближе к городу или на берегу, а зимовать
здесь остались потому, что безразлично было, где жить на квартире, здесь или
в Черни, но слепой нравилось тепло и невнятный шум прибоя, Наталье Львовне -
тепло и безлюдье, а самому Добычину - тепло и осенняя кротость. Он и сам был
кроткий старик: сохранял еще или старался сохранять бодрость и веселость,
при ходьбе бойко стучал каблуками, но начал уже греться у чужих молодых
огоньков, подолгу и крепко жать руки, здороваясь, преданно и ласково
смотреть в глаза, часто умиляться, поддакивать, жевать губами, хохотать с
громким кашлем и со слезой.
Давно уже не шил себе ничего нового, - донашивал старую форму и, где
нужно было, штопал ее сам по ночам, а ведь не спалось уж часто; тогда, если
штопал, то штопал дольше, чем нужно, если читал газету, то прочитывал одно и
то же по нескольку раз, если набивал папиросы себе, жене и дочери (все
курили), то сколько хватало табаку, - лишь бы не думать, потому что думать
было и трудно, и не о чем, и очень скучно. Болонка Нелли с ним была
неразлучна, и если выходил он гулять, - провожала его непременно: вернее,
они гуляли вдвоем. И если останавливался кто-нибудь из приобретенных
знакомых поговорить с Добычиным, подкатывалась Нелли, толстенькая,
беленькая, и черными глазенками смотрела вопросительно ему в глаза,
растревоженно урча, а Добычин:
- Что? Чужой? Чужой, Нелюся?.. Боишься, тронет барина? Хочешь ему
задать трепки?.. Боится собачка!.. Нет-нет: чужой - хороший, Нелюся, не
тронет чужой барина, - нет-нет.
И говорил чужому:
- Любит меня - это я вам доложу - по-ра-зи-тель-но! Ни жену, ни дочь, -
хотя к тем тоже привязана, но не та-ак! Нелюся, любишь барина? Любишь, да?
Ро-ман-тическая собачка! Романсирует Нелюся, да, да!.. Влюблена в своего
барина, да, да, да!..
Нелли женственно пожималась и виляла хвостом, а он, нагнувшись, трепал
ее по кудрявой шерсти и снизу, блестя очками, таинственно сообщал чужому:
- Все решительно понимает... все на свете! Больше, чем человек.
У него был большой, с горбинкой, ноздреватый нос, седые усы он
подстригал щеткой, лицо от солнца покраснело и шелушилось, точно собиралось
поноветь. В крупном жестком кадыке сохранился еще зык, и иногда он показывал
его, крича на жену. Но слепая была удивительно холодна - она знала, что даже
и крик этот - тоже кротость. Она сидела в кресле страшно тучная, с
безжизненно оплывшим лицом, и когда муж переставал кричать, уставая,
говорила ему ровно и спокойно:
- Ты кончил?.. Хорошо... Принеси мне пива стакан... И сухарей к пиву...
И папирос.
Почему-то беспокоило ее только представление о сколопендре: часто
казалось ей, что ползет где-то около ног ее сколопендра и вот сейчас,
скользкая, поднимется по башмаку вверх до голого места и укусит, - хотя
сколопендры ей никогда не приходилось видеть и даже трудного слова этого она
не могла выговорить как надо, - называла сколопендру - "цилиндрою". И когда
приносил ей Лев Анисимыч папирос, сухарей и пива, она добавляла ровно:
- И посмотри еще, нет ли цилиндры.
Ходить ей, конечно, было трудно. Целыми днями сидела на балконе,