"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Кость в голове (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

с колбасой.
Я это в дверях стал в удивленье, а она мне, стерва: "Что? Отвез свою
кралю-то? А ко мне в дом муж приехал, - вот он сидит... Службу свою совсем
окончил". А солдат этот рюмку себе налил, не спеша выпил, хлебом усы обтер
да мне: "Садись, земляк, чего притолку зря подпираешь, она и так не
завалится... Садись, гостем будешь!" - "Ка-ак это так "гостем", говорю,
когда я есть здесь хозяин природный, когда это - мой угол вечный!" И только
я это сказал, как Феня моя - руки фертом, голову совиную назад отвалила и
залилась.
А солдат ее сидит, с лица весь кровяной, как арбуз спелый, да говорит,
спешки не зная: "Ты, землячок, вещишки свои собери да катись отседа!" Ну,
одним словом, их спротив меня двое вышло, а у меня головы кружение и в
глазах заметило.


III

- Час я, не больше, в хате своей на порожку посидел, одежу, струмент
свой щекатурный забрал, и вира! Потому суда с этой Фенькой, как с тем
адмиралом, никакого быть не могло. У ней все, у стервы, оказалось по закону:
землю участок она купила на свое имя, дом новый, хата наша, опять же на ее
имя был записан-застрахован, - все, одним словом, по закону, и муж явился
законный... Только мне в том хотелось удостовериться, правда ль она с этой
чугуевской сто рублей за меня получила да еще двадцать за отвоз. И что же ты
думаешь? Все до копеечки вышло правда... Вот как меня две бабы обмотали...
Ну, одна хоть была из других классов, а Фенька-то, а? Вот и думай над
этим... Внутренний враг!.. Ну, не случись мне в это время работа по печной
части, - вот бы я и пропал вторично. Однако тогда уж на зиму люди
готовились... Немного я подработал да в Симферополь перебрался - там зиму и
весну провел, а летом, глядь, война.
- Война, тебе она что же? Калечные тогда дома сидели, - лениво сказал
Евсей.
- Так я и сам думал, что не должны взять, и на комиссии чистосердечно
всем объяснил, однако ж не помоглося мне - взяли! - торжественно поглядел на
Евсея Павел. - "Мы ведь, говорят, тебя в ополченцы, там служба легкая!" Ну,
я, конечно, в спор с ними не могу вступать, а на словах только изъясняю:
кость у меня в голове. А они только посмотрели друг на дружку, - полковник
один и доктор военный, и еще двое чинов посмотрели, и вроде бы им весело
показалось, а полковник даже с шуткой такой: "Вот как совсем костей в голове
не будет, тогда, разумеется, дело можно считать пропащее, а с костями
которые - этих давай да давай сюда!" В одно слово - всю мою рану смертельную
в какую-то шутку повернули и сами себе смеются, а я уж обязан был тогда на
это стоять и молчать, как я, выхожу, значит, записан в солдаты и
свободы-развязности никакой больше я не имею.
Конечно, сознаю я, что мне, как я неженатый, куда же спротив других
легче должно быть: у других жена, ребят по нескольку штук, - те уж ходят
темнее ночи, считай, что безо всякого фронту они вполовину убитые! И вот,
нас сколько там было, пересчитали, переписали и погнали нас на вокзал. И
куда же, ты думаешь, я попал? Опять же в Севастополе очутился, в семьдесят
пятой дружине.