"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Устный счет (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

И-и-их-ты!..
Женщина взвизгнула вдруг так дико и неожиданно, что вздрогнули старики,
и в чулках, еще мокрых и грязных, всего на двух шагах свободного
пространства пола закружилась с такой быстротой, с такими подскоками, с
прищелками пальцев, с такими извивами плеч и рук и тонкого торса, что и
хотели бы, да не могли отвести от нее глаз три старика. И молчали, только
вцепились твердыми костлявыми пальцами кто в доски топчана, кто в свою
рубаху.
Они готовы были так смотреть на нее долго, очень долго, и когда
оборвала она вдруг и села с размаху, почти упала боком на свой табурет,
высоко подымая грудь, Семеныч сказал, чтобы скрыть какую-то неловкость от
себя самого:
- Легкая!.. А в сам-деле ведь легкая!..
Но скрыть неловкости не удалось, и он добавил:
- Небось, скажешь: устала, чаю хочу!
- А разве у вас, чертей, водится? - отозвалась женщина, доставая новую
папироску.
- Да ведь как сказать-то?.. Пословица говорится: посади свинью за стол,
она и...
- Чаю напьется? - сказала женщина, постучала мундштуком папиросы о
железную обвязку плиты и добавила:
- Наша сестра больше вино уважает, а чай что? Пойло!
- Да уж лучше же вина ей стакан дать, чем она нам тут дымить-то будет!
- вдруг буркнул Гаврила, уставя лохматые глаза в Семеныча. - Ведь всю нам
помещению задымит, два дня не проветришь...
- А есть? Ну-у!.. Давай! - живо поднялась женщина и, не выпуская
папиросы из рук, вскочила к Семенычу на колени, что вышло у нее чрезвычайно
привычно, просто и естественно.


Иные мрачнеют от вина, стареют, но огромное большинство людей вино
делает праздничней, болтливее, моложе...
За окном кухни продолжал лить дождь, размеренно затопляя землю.
В плите трещал дубовый хворост, и обильная куча его лежала около.
За столом, над которым сбоку висела на стене лампочка, сидели три
старика и женщина с распушившимися русыми волосами, с родинкой на правой
щеке.
Она была уже в рубашке, прятавшей татуировку; выпуклые серые глаза ее
крупно блестели, лицо покраснело сплошь.
На столе стояла четвертная бутыль вина, скрытая от Ивана Петрова, и
вина в ней оставалось уже на донышке.
Лицо Нефеда, маленькое, безволосое, кроткое, скопческое личико,
вздулось и набухло в подглазьях, стало непотухающе улыбчивым. Глаза Гаврилы
взметывались из-под серых бровей проворнее и хоть еще краснее стали, но
смотрели расплывчатей. Семеныч чаще облизывал западающие губы и выпячивал их
ставшим неутомимо деятельным языком. Селезневые глазки его запали в
узенькие-узенькие и лукавые-лукавые щелки; тяжелая голова часто свешивалась
набок и припадала почти к самому столу, а из-за нее выкатывался горб, тоже
как будто проявляющий любопытство и внимательность, прекраснодушие и
веселость.