"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Счастливица (Повесть)" - читать интересную книгу автора

вожусь - свиней кормлю... У меня ведь так бывало: что ни пятимесячный
поросенок - в нем пять пудов, а семимесячный - семь, это как уж закон: давай
прибавки в месяц пуд, - таких я свиней держала... А коров, одной породы
своей, - двадцать восемь лет с нею возилась, - старше пяти телков не
держала, как она уж после пяти телков и с тела спадает и с молока тоже...
Все расчесть надо было - семейство ведь большое... Тот там учится, этот там
учится... математичка моя - эта в Томск поступила, там училась, - все
посылать надо было, а с чего, откуда взять?.. Вот и пускалась на всякие
хитрости, включая и поповскую одежу сюда. Да ведь чем шила-то? Ру-ка-ми!
Машинку уж когда купила! Когда Зингер везде начал ездить, в рассрочку
продавать... А то раз нам подвезло избу свою - у нас пятистенка была -
малярам питерским сдать, они у нас в селе церковь раскрашивали, а жить в
селе им негде было, - я их по два рубля в неделю и харчевать взялась... А
тогда, конечно, цены на мясо были дешевые: баран семь гривен стоил, яйца -
пятак десяток... Если мало, бывало, едят, еще их и уговариваешь: "Что же вы
так неприлежно? А то мне с вас стыдно и деньги брать!" Это по два рубля-то в
неделю!.. Ну, да тогда-то эти деньги большие считались... Месяцев пять они у
нас пробыли, а было их порядочно - человек пятнадцать, артель... Этим мы
тогда очень поддержались! Конечно, сами-то мы при них сыты были, а весь труд
- он им шел, детям, на их обученье... Вот они это теперь и помнят - не
забывают... Вы меня грибам-то учили, а я с грибами вот уж никак семьдесят
лет воюю... Что солить их, что сушить, что жарить. Ну да, с пятилетнего,
должно, возрасту помню я, как моя мать мне об мухоморах сказала: "Хоть они и
красивые, а самые вредные!" Я их и ну ножками топтать... Мы с мужем как
одного сынка трехлетнего потеряли, - я-то ничего, терплю, а муж как по нем
убивался! Сидит и плачет... Я ему говорю: "У нас же их еще шестеро, да и
сами мы пока люди не старые". А он, знай, плачет... И чем же он утешился?
Был у нас самый младшенький, восьми месяцев, - теперь в Бухаре инженером, и
сын уж у него тоже женатый, и вот раз приходит мой муж домой, этого не
находит. "Где, где?" - у меня спрашивает, а я тоже не знаю: мало ли хлопот
по хозяйству?.. А он что же, этот маленький самый?.. У меня они все, как им
восемь месяцев, ходить начинали, - он пошел, пошел себе по стеночке да в
сенцы, да в кладовую, да там занавески и мешки старые лежали, он в них
зарылся и уснул там... Насилу его нашли!.. Так муж как нашел его, так целый
день с рук его не спускал, только тем и утешился. А дочка одна у меня с
открытыми глазками родилась, и вот, правду ведь говорят, что это к
несчастью... И я-то знала ведь это, только ей, конечно, не говорила. Спать
ляжет, так с открытыми глазами и спит, как заяц!.. Ну что ж, и несчастная
вышла действительно ее жизнь... Мужа она себе не нашла, а как германская
война началась, поехала она на фронт сестрой милосердия... Там, конечно,
многие себе мужей понаходили, да она поехала-то поздно: приказ скоро вышел,
чтобы всех дам с фронта долой, ну, она и вернулась обратно... Приехала к
нам: "Вот, говорит, ужасы какие! В какой вагон ни войдешь, все через мертвых
шагать приходилось - сыпняк!" Я ей, конечно, сейчас баню домашнюю, голову
горячей водой выпарила, тремя полотенцами вытерла. Нет, уж поздно оказалось
мое старание: через два дня, как приехала, заболела она сыпным. Хоть бы уж
померла сразу, а то калекой три года мучилась: на почки ей кинулось... Вот
что они значили - глаза-то открытые!.. Один сын у меня был в японскую войну
убит, а четыре девочки еще - их, конечно, никто не убивал - сами собой
поумирали, только вот математическая осталась: оказалась она и умнее всех и