"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Блистательная жизнь (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

- Что же ничего ты мне не говоришь насчет коровы? - спросила жена.
- А разве можно сказать так сразу? - ответил муж. - Сообразить надо
и... вычислить.
- Сколько корму на нее пойдет?.. Это я уж считала.
- Кор-му!.. Ум женский!.. Разве дело в корме?.. Дело совсем не в
корме... А вот, например, она заболела... Хорошо... Заболела... И ведь ее же
не спросишь: чем ты, корова, заболела?.. Скорее надо, например, прирезать,
чтобы кровь стекла. Хорошо, как это случится в октябре, в ноябре, в
декабре... Или, начиная с нового года - в январе, в феврале, в марте
месяце... А если в мае? Если в июне? Если в июле?.. Что будем делать тогда
мы с мясом? Солить нельзя: летом никто не солит мяса... Мяснику продать, не
иначе... А мясник воспользуется случаем да даст совершенные какие-нибудь
пустяки, а торговаться с ним не станешь?.. Держать мяса долго нельзя, -
погода жаркая, значит, вот и придется отдавать за бесценок... А то еще может
и такое быть, что мяса и продать нельзя: сибирка, например, чума - да мало
ли их есть, болезней страшных?
Речь Мирона Мироныча, вдумчивая и богатая злыми примерами, тщательно
внесенными на графленый лист, окончательно сбила с толку Феону Петровну, и
от коровы она отказалась. Зато подобрала она где-то брошенного котенка,
маленького, беленького, тоненького и с огромнейшими прозрачнейшими ушами.
- Безжалостные люди, - говорила она мужу, - бросили животное, а ведь
оно может пропасть без пищи!.. Иду я, слышу - пищит, как из земли, а оно в
яму забилось и пищит... И где-то в колючках лазало: из одного только
животика я семнадцать штук повытаскивала. Шутка ли было ему терпеть,
бедному?.. И вот вымыла я его теплой водой да на окно посадила сушить,
боюсь, кабы не простудился... Кажись, даже покашливать начал.
Мирон Мироныч долго смотрел на котенка, дрожавшего на окне, хоть и
закутанного в теплый вязаный платок, и сказал наконец:
- Ничтожно!
А после этого долго ходил по комнате и думал.
Крысы в его домике не водились, а от мышей Мирон Мироныч ставил
мышеловки, в которых каждого мышонка сосредоточенно колол шилом, прежде чем
обварить его кипятком. Минут через двадцать после усиленного обдумыванья
вопроса о котенке он добавил к слову "ничтожно" еще:
- И бесполезно.
Однако котенок не простудился, а недели через две появился у Феоны
Петровны другой котенок, дымчатый, а еще через месяц - трехцветный.
- Больше этого числа я запрещаю! - твердо сказал ей муж.
- Больше я и сама не буду: хватит и этих, - сказала жена.
Котята выросли, сделались котами, и так как Мирон Мироныч не любил их,
то дал им имена и отчества своих врагов по службе и по соседству, и даже
Феона Петровна, звавшая сначала котят то Мурчиком, то Мурзиком, то
Мырчалкой, стала называть их сложно: одного - Яков Сергеич (был такой
бухгалтер в страховом агентстве), другого - Семен Сидорыч (старший помощник
агента), третьего - Мордухай-Болтовский (был по соседству такой отставной
подполковник, пьяница и задира, который, встречаясь на улице с Мироном
Миронычем, норовил смотреть на него уничтожающе или даже толкнуть его локтем
и обругать мужицкими словами).
Затрагивать кого-нибудь из этих трех своих врагов Мирон Мироныч боялся,
но, получивши от того или иного из них как-нибудь очередную обиду или