"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Сливы, вишни, черешни (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

натыкаясь на лужицы и капли молока, по-прежнему, как будто ничего не
случилось с ними, начинали жадно сосать и обхватывали лапками крошки и
усердно щекотали их хоботками.
Алексей, который был потяжелее и Луки и Максима, бритый, краснолицый, с
белыми ресницами и очень подвижными рыжими бровями, с никуда не спешащим
вздернутым и так застывшим постановом прямых плеч, с жирной грудью, видной в
прорезь расстегнутой рубахи, с закатанными рукавами, обнажившими толстые у
локтей золотоволосые руки, до того старательно жевавший остатками
пятидесятилетних зубов хлеб и сало, что даже и не вступал в разговор Луки с
Максимом, теперь как раз кончил жевать и вытер фартуком рот.
Он тоже нагнулся над верстаком посмотреть, что могут делать осы, когда
они разрезаны пополам в талии и каждая половинка начинает жить особо, и,
приглядываясь, заговорил изумленно:
- Ну, не жадные черти, а? Смотри!.. Ведь это ж им смерть, а они об том
не соображают, а готовы и посля своей смерти все жрать!
- То черт с ними, что жрут, а вот же руку печет, как огнем! - испуганно
удивлялся Лука, держа в молоке палец.
- Ну, так ей же злость свою сорвать надо, а ты что думаешь?
- После смерти своей?
- Хотя бы ж... А то как?.. Раз злости своей не сорвешь, это ж тяжелей
ничего на свете нет!..
И три человека, которым в общей сложности было больше чем полтораста
лет, смотрели то на копошащиеся кусочки на верстаке, то друг на друга, и у
морщинистого бородатого Максима был вид несколько снисходительный к двум
другим: он знал, что такое осы (узнал в детстве), и теперь задал эту свою
задачу Луке и Алексею, - решайте, - и в мозгу Луки засело без устали жалящее
воздух безногое брюшко, а в мозгу Алексея - жадно сосущая молоко и сало
осиная головка, как будто может она обойтись без брюшка одними ножками и
нелетучими крыльями.
Наконец, точно сразу придя к одной совершенно бесспорной мысли, начали
все трое давить эти остатки ос - один сосредоточенно, другой испуганно,
третий брезгливо, и когда покончено было с ними, усевшись на досках, где и
раньше сидел, только плотнее и покойнее, заговорил Алексей:
- Вот через такую жадность я и черешню свою спилил... через людскую
жадность спилил, - я об людях говорю, которые не хуже тех ос: от них уж и
так голова одна осталась, и глазки имеют маленькие, а жадные без числа, и
все готовы зубами схрустать, а ты ж оглянись-погляди, куда ж оно может
дальше пойтить!.. Ей же итить дальше некуда, как ты уж пополам порубан и
раскидан куда зря!.. Э-эх, люди!.. Спилил к чертям, как я через эту черешню
со всем округ себя соседством поссорился...
- Ка-ак спилил? - жалостно удивился Максим.
- Что-о?.. Скажешь, спилить не имел права?.. Она, брат, зле мово дома
стояла, сам я ее сажал, сам поливал, а не то что мне ее власть дала!..
Вчерашний день, с работы придя, и спилил ее к черту!.. Почему такое?..
Соблаз, - вот почему!.. А ты что думаешь?.. Стоит дерево-красота у всех на
виду и каждый глаз к себе манит: почему это у Алексея черешня есть, а у меня
нету?.. Должна у каждого черешня быть, а не чтобы мое-твое... По-нашему,
по-русскому, так выходит, а в плену я не был, за другие царства я молчок...
Э-эх, замечать я стал округ себя, до чего же лютой народ пошел -
образовался!.. Сущий зверь! Об мальчишках-девчонках не говоря, а об том