"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Сливы, вишни, черешни (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

народе я, какой в годах и какой в виду... Это ж кто того-другого на мушку не
посадил, да мне таких людей почитай и видать не приходилось...
Звездарев-штукатур весной тут работал, комнаты белил, а потом смылся, - это
ж убийца: двух человек зничтожил, - люди с его деревни говорили... Про двух
люди знают, про этих говорят, а про каких не знают, про этих молчок...
Кондуктор был старорежимный, между Харьковом - Киевом на товарном ездил...
Он, Звездарев, к нему и подсыпался в те года... не то в двадцатом, не то в
двадцать первом... Да, кажись, в двадцать первом... "Вот, говорит, в
економии одной, - теперь она совхоз, - двадцать мешков сахару-рафинаду
спрятано, человек один продает крадучи, - купить если, - это ж товар, лучше
не надо! Бери деньги, айда прямо ко мне в деревню!.." А тот бра-авый из себя
мужчина, - известно, кондуктор старый, это ж не то, что теперь пошли - один
рахит с золотухой, а то и вовсе баба какая... Это ж красавец был, вид имел,
при часах серебряных, - приз выбил, когда еще на службе военной... Ну вот,
что скажешь? Взял до поверил черту! Явился с женой, двоечкой, прямо к
Звездареву в хату... А Звездарев тоже с женой вдвох работал... "Нехай,
говорит, баба твоя посидит пока, как она уставши с дороги, а мы с тобой
дойдем - сговоримся, потому до завтрего ждать, кабы кто другой тот сахар не
захватил"... Вот ведет он его, ведет, - а дело к ночи, - ну, зима, - месяц
светит, от снегу, конечно, тропку видать... Завел беднягу за гумна да как
чкнет из револьвера в голову, сзади идя... Тот упал, а ще живой... Он его
еще раз!.. Опять живой... Еще!.. Нет, бормочет... А тут патронов больше
нема... Он ему веревку за ногу привязал (рук даже боялся и трогать, потому
кондуктор этот силу имел большую), поволок в речку, в пролубь!.. Тут в
пролубь ему голову всунул, - давай карманы обыскивать... А у него денег-то
самая малость... Как это так? Не иначе у жены деньги!.. Ну, он его под лед
пустил, - скорей в хату... Жене своей говорит: "Души ее!.." Ну, та, конечно,
женщина, - мнется, - робость у ней... Он ее пихнул да сам к той: схватил за
косу да за горло... Женщине много не надо... Деньги, какие были, обобрал, а
ее опять куда же? Ее в соломы омет: закидал, и все... Ну, зимой она знаку не
подавала, а к весне дело, как уж лед тронулся, - он ее из соломы вытащил,
веревку с кирпичом ей примотал да с берега бултых, ночью тоже... Думал,
конечно, что ее понесло: полая вода быстроту имеет, ан она и шагов сто не
проплыла: кирпич в кореньях запутался, вроде как на якорь она стала, а упала
вода, - люди смотрят, - вот она вся: женщина неизвестная, волосья размотаны,
а сама страшная... Долго искать не стали, - чья такая... Раз баба чужая, -
значит, дело не наше... И Звездарев кричит: "Закопать ее к чертям, падаль
эту!" Так на бережку, далеко не нося, закопали... А потом, уж год прошел,
родные ее кинулись свою бабу искать: куда девалась? Говорят им: - Уехала с
мужем, и оба счезли. - Как это счезли?.. - Одним словом, там парнишка был у
них шустрый, красноармеец бывший... Приехал в ту деревню: - Где у вас тут
женщину закопали? Раскапывай сейчас, - у ней примета есть!.. - А примета,
говорят, какая? - Двух пальцев на левой руке не хватает... - Ну, значит, уж
раньше того была резаная... Раскопали кости, - так и есть: двух пальцев
нема! Ну, жена Звездарева от страху того призналась, его и забрали. И что же
ему дали за это? Три года он просидел, - выпустили... А люди его здесь на
работу берут и знать даже того не знают, - кого же это они берут?.. Вот
так-то и насчет других тоже: на кого ни глянь, - почему же это он на тебя
зверем таким смотрит? Ага! То-то и есть... На его мушке, может, десять
человек сидело... Эх, дай водицы ледяной выпить, - душа горит!