"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Сливы, вишни, черешни (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

"Стало быть, говорю, девчонка эта с нас смеется, что у меня пояс болтался?"
- "Поэтому выходит так..." - А ведь мы же ихний город заняли, мы хоть
неаккуратные, и пояса у нас болтаются, а мы же их сильнее?.. Как же она,
девчонка малая такая, с нас смеется? И взошла мне эта девчонка в мысль!.. А
не больше прошло, должно, как две недели, немцы нас по грязи по болотной
пленных гнали, - ну не меньше, как тысяч шестьдесят: всю армию!.. А наш
начальник дивизии, какой нам речь говорил: "Братцы! Не больше пройдет
месяцу, как мы в Берлине будем!" - генерал этот, немец, - вот, фамилию
забыл, - он это на наших глазах к немцам в автомобиль сел, сигару ихнюю
закурил, и дыр-дыр-дыр с ними по-немецки!.. Ей-богу! Все видели!.. А нас по
грязи гонят-гонят, как стадо... А кто отстанет, пулю в него пустят, да
дальше... Вот как мы, - не хуже как вы за сливами, а немцы за нас взялись,
вроде осы!.. Уж когда девчонка ихняя солдата русского учит, как ему пояс
носить, чтобы зря не болтался, а в шлевку лез, - куда же нам было с таким
устройством? Я в плену четыре года прожил, много горя не видел, а как сюда
возворотился - вот без ноги хожу... С ногой это у меня прямо одна чушь
вышла... Ну, по-первых, всем известно, как с окопа в лазарет попадали?..
Выставит из окопа руку правую, - сразу не одну, так две пули поймал...
Назывались эти: "пальчики"... А потом строгость на это пошла... Я-то думал
тоже так - руку выставлю, - нет, брат: военный суд!.. Я тогда ногу под
колесо сунул: мол, ногу отдавит, а сам я весь - живой, в лазарет, и домой
отправят... Куда ж тебе, крепкая нога оказалась!.. Под три повозки ставил, -
проедет колесо по ноге, и даже боли нет... Или это сапог такой был каляный,
все одно лубок? Должно, сапог: он намокнет - засохнет, намокнет -
засохнет... Железо!.. Это я ночью, как походом шли, а на другой день что же?
На другой день это самое и вышло: нас всех в плен забрали!.. Иду я, думаю:
вот кабы ногу-то я себе отдавил, - это, стало быть, мне чистая смерть!..
Отстал бы я, а немец в меня пулю...
- Все ж таки не уберег ты ее, ногу!
- Ногу-то!.. Так это уж свои... Не досадно бы немцы, а то свои!.. Это ж
когда я в Красной Армии был, под Мелитополем, мы полустанок один заняли,
ночью я в садок залез за вишеньем... А он так на отшибе садок, а часовому и
покажись: белая разведка в кустах... Он винтовку на изготовку и даже минуты
не думал, - может, это свой... Бац, дурья голова, в кусты спросонья, а у
меня кость пополам... Даже лечить не стали, - отрезали...
Тут Лука вдруг ойкнул и замотал ожесточенно рукой: его ужалила в палец
уж не оса, а только обломок осы, половинка ее, брюшко, к которому бездумно
прикоснулся он, рассказывая о своем. Он сокращался, этот беспомощный на вид
комочек, и чуть заметно то выдвигал, то втягивал жало и вонзил его в плотную
плотницкую руку, так что Лука привскочил, стал дуть на руку, прикладывать к
ней мокрую тряпку и ругаться.
- Вот как она тебя, а? - ликовал Максим. - Ты об одной ноге, а она и
вовсе без ног осталась, - ноги ее в другую сторону пошли, так она ж тебя и
безногая нашла!
- Ну, не стерва! - удивлялся Лука. - Жгет прямо как все одно уголь! - и
даже уважение было в его голосе и в глазах, когда он смотрел на этот снова и
снова воинственно сучивший жало безголовый и безногий комочек: он даже
раздавить его не решался.
Таких комочков золотистых валялось на верстаке много, но ловко
отсеченные передние половины ос бродили всюду и шевелили крылышками, а,