"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Сливы, вишни, черешни (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

там проходила, - считалось местечко - Жванец. По эту сторону - Хотин-город,
по эту - Каменец-город, а наспроти - Черновицы, - и уж Австрия... А тогда не
как сейчас, - время была мирная, - командир батальонный возьмет да мне
говорит: "Запрягай, Лука, до австрияков в гости поедем!" Запрягаю, - мне
что? - и едут...
- Не должно быть, - сказал Максим строго. - Это же вражеская страна!
- Вот теперь я тоже думаю: как же так могло? Или тогда времена мирные
были, или как? А может, я что позабывал... Ну, одним словом, ездили, я сам
возил... Или это до панка какого на нашей стороне? Попьют-погуляют, - до
зари домой... Чтоб ночевать, никогда не оставались... Хотя бы сказать - до
панка, - как же тогда австрияк в шляпе соломенной? Австрияка ж того,
старика, я крепче отца родного помню... Так дело было: везу я их, офицеров
своих - их четверо сидело, - батальонный да еще трое, - будто по улице
австрийской, а уличка узенька и сверх над ней вишня поспелая... А ягода
крупная, не как наша, - ну, одним словом, шпанская... Офицеры, конечно,
выпивши, - кричат мне: - Стой!.. - Стал я, - приказание сполняю... Коней
остановил, а они, молодые трое, ну те вишни обрывать стали!.. И выходит тут
со двора австрияк в шляпе соломенной, старик, покачал так головой: - И
сразу, говорит, видать, что вы - русские!.. Сколько те вишни на улицу ни
висели, австрийцы наши ни одной ягодки не обрывали, а вы как у себя дома,
так и здесь! - и говорит по-нашему очень чисто, все можно понять до слова...
Оглянулся я на свово батальонного, а он скраснелся весь и мне кивает... Я по
коням вожжами, - пошел!.. А потом, отъехали, - слышу, укоряет он их:
"Слыхали, что австрияк говорил? Спасибо, Лука догадался коней пустить, а то
застрелить его через вас, господа офицеры, должен был я, австрияка, то есть,
того, старика, как собаку бешеную... Всю нашу Россию этот в шляпе старик
оскорбил! А вы же считаете себя образованный класс! А перед вишней спелой
устоять вы не могли все одно как свиньи!" И так что после того случаю долго
мы в те места не ездили. А когда война началась, я уж не в те места из
запасу попал, я на германский фронт, в Пруссию... Ну, сначала мы шли,
известно, беспрепятственно, и большой город мы ихний Лык взяли... Одним
словом, названье только ему - город Лык, а лычка там не увидишь... Что дома,
что магазины, что протувары на улицах, - эх, чистота!.. А это еще в начале
войны дело было, - народ так еще не особачился, как посля, - гляжу я, - в
один магазин мы зашли с товарищем, - а там все как есть побуравлено,
поковеркано, только коробки пустые валяются, а обужу готовую всю казаки
допрежь нас растаскали, и люстра висит разбитая, а ветер сквозной свободно
везде ходит, и стекляшки на ней, какие половиночки остались, так тебе звенят
жалко, аж тоска слушать!.. "Пойдем, говорю, Фадеев, отсюда: прямо здесь как
могила!" Идем это мы по улице, а нам навстречу девочка беленькая, - так
годков ей не больше семь... И откуда такая? Книжечки у ней в руке, - смотрит
на нас с Фадеевым смело-храбро и нам по-своему, по-немецкому... Ну, мы тогда
что могли понять? Я даже Фадееву свому: "Что это она? От нас не бежит, а
вроде просит у нас чего, что ли?" А она опять нам смело-храбро и пальцем мне
на живот показывает... Я головой ей покачал: не понимаю, мол... И Фадеев
тоже... Стоим, башками мотаем... И та девчонка беленькая, что же она
сделала? Подходит ко мне храбро-смело и пояс мой в шлевку вложила, потом
поклонилась бы вроде и пошла по протувару, каблучками стукает... Я говорю
Фадееву: "Смеется она с нас?" А Фадеев мне: "Это ж немецкая девчонка... А
они, немцы, так с малых лет приучаются, чтоб у них аккуратно все было..."