"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Жестокость (Повесть)" - читать интересную книгу автора

- Хо-ду... Давай хо-ду!..
Все тверже становилось для глаза кругом, все резче желтела пшеница, все
могучее зеленел табак...
Утро. Прекрасное крымское шоссе. Автомобиль... Правда, не пришлось
заснуть ночью, но это что же? Иногда это тоже входит в законы игры.
Так, развивая возможно полный ход, в белизну, ясность и свежесть утра,
вместе со многими другими спереди и сзади, ворвалось шесть человек, не так
давно бывших детьми, похожих на детей и теперь, - на детей, рожденных в
разных концах России.


II

Громозд автомобилей, фаэтонов, линеек и подвод как-то осел на полевом
шоссе, как мыльная пена; попадались встречные из города и говорили, что ни
со стороны Керчи, ни от Севастополя, ни от Евпатории пока еще не слышно,
чтобы шли белые, а вагоны, - товарные и цветные, - усиленно, поезд за
поездом, гонят на север.
Перестали ругать эвакуацию. Пошли свободнее. Взмыленным лошадям дали
вздохнуть.
Форд въехал в город в шесть утра по-советски.
Шофер был грузин Пааташвили, низенький, но ловкий человек, лет тридцати
двух, с небольшой, смоляной, поседевшей теперь от пыли, бородкой, весь в
коже с головы до ног: кожаный картуз, куртка, шаровары, высокие сапоги. Он
так же, как и другие, не знал, кому принадлежал раньше тот форд, которым он
правил. Конечно, была когда-то она чья-то частная, эта новенькая
ультрамариновая каретка, очень нежная и хрупкая на вид, но крепкая, легкая,
красивая. Три месяца назад он возил в ней министров бывшего крымского
правительства, а при большевиках остался возить комиссаров, теперь же вместе
с ними ехал куда-то, однако дальше этого города, по улицам которого не так
давно он возил крымских министров, ему не хотелось двигаться. Было упрямое
желанье не только не ехать дальше, но и машину присвоить себе в общей
суматохе, а потом продать ее англичанам. Был слух, что вместе с Деникиным
идут англичане, и он думал, что они могли бы ее купить. Тогда с деньгами он
уехал бы в Грузию.
Но комиссары привыкли уже к тому, что никакой извозчик и никакой шофер
не везет в подобных случаях по доброй воле, и, не сговариваясь даже, а
только переглянувшись, стали следить за ним, а когда подъехали к вокзалу, -
трое пошли узнать, нельзя ли сесть в поезд, а трое остались стеречь шофера и
машину.
Небольшой дворик вокзала был весь забит людьми и подводами, и форду
пришлось остановиться в хвосте других автомобилей и подвод, далеко за
воротами на улице, против скучного серого здания тюрьмы.
Пааташвили огляделся кругом, потер что-то в машине масляной тряпочкой,
налил воды в резервуар (рядом была будка с краном) и сказал, беспечно
вытирая руку о свою куртку:
- Хлеба купить надо... Хлеба-хлеба-хлеба... - и пошел было к одной из
лавчонок, приютившихся между тюрьмой и вокзалом.
Бежать теперь он не хотел, он думал только сообразить на месте, где
можно спрятать машину, когда комиссары уедут с поездом.