"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. В грозу" - читать интересную книгу автора

взгляда казалось, что в этой семье и близости не было, однако же была и
близость, и взаимное уважение, и даже любовь.
Точно спаслись от кораблекрушения трое: двое больших и маленькая, и
поселились на пустом острове, и все трое стали совершенно необходимы друг
другу, и не из-за чего было им ссориться, так как все зародыши ссор погибли
в момент катастрофы, и не было труда привыкать друг к другу, потому что и не
к кому было бы привыкнуть еще, если остров был необитаем.
Ольга Михайловна была высокая сильная женщина лет тридцати двух, в
детские годы такая же белокурая, как и Мушка, теперь темноволосая, но с
серыми круглыми, как у Мушки, глазами. И когда Максим Николаевич в первый
раз назвал маленькую Марусю, Муру, - Мушкой, та тут же прикинула себя к
матери и сказала:
- Значит, мама - большая муха.
Это было три года назад.


3

Ольга Михайловна кончила курсы и консерваторию в Москве, написала
работу о Чаадаеве и до Октябрьской революции была учительницей словесности и
музыки в одной из харьковских гимназий, а маленькая Мушка, тогда еще
восьмилетка, бодро ходила с ранцем из тюленьей кожи в гимназию и после обеда
- в музыкальную школу, ретиво выдавливала гаммы на рояле, а в праздники
читала Робинзона и Дон Кихота... И была яркая радость брать хотя бы и
неуверенно свою отчетливую гамму там, где из-под пальцев взрослых лились
целые потоки звуков и то ошеломляли, то приводили в восторг, то вызывали
слезы... Когда играла Ольга Михайловна сама для себя, что приходило на
память, иногда отрывки сонат, и, уставая, подымалась и закрывала крышку
рояля, к ее ногам бросалась маленькая Мушка, вся потрясенная, и умоляла: -
Мама!.. Милая мама, - еще!..
А отец ее, инженер, любил читать Пушкина вслух, и этот курчавый
широколобый поэт, с толстой бритой верхней губой и бакенбардами, был
совершенно живой для нее, для маленькой Мушки, и сколько стихов его знала
она наизусть!
Это было тогда, раньше, когда бывали елки на Рождество, радостные
Пасхи, гости, игрушки, конфеты, ездили на Кавказ, - а там на лошадях по
изумительной Военно-Грузинской дороге; одно лето, уже во время войны,
прожили в тихой Финляндии...
И вот - только маленькая дачка над морем, и ничего нет из того, что
было раньше: ни рояля, ни портрета Пушкина на стене, ни большого крепкого
папы...
Есть четыре грядки: одна - лук, другая - капуста, третья - бурак, и
потом смешанная: салат, укроп, помидоры... Их надо поливать по вечерам, а
днем всячески беречь от двух кур: Пучи и Чапы... Пуча - Пучеглазка, а Чапа -
это если сказать Пуча наоборот. Обе черные с желтыми воротничками, но у Пучи
гребень кустом, у Чапы - листом; и такие обе проворные, что залезут куда
угодно, если недосмотреть... Ах, Пуча и Чапа: они хитрят целый день, чтобы
залезть на грядки, но они несутся, и их нельзя резать: сто тысяч рублей
стоит теперь одно яйцо, и когда снесется Чапа в сарае и идет, важно кудахча,
перед ней за себя неловко... И Пуча такая разговорчивая: ко-ко-ко, ко-ко-ко,