"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Медвежонок (Поэма в прозе)" - читать интересную книгу автора

- Рад служить с вами!
- Рады стараться, ваше прево-сходи-тельство!
И как радушный хозяин, чуть волнуясь и любуясь и всеми живя, провел
генерала Алпатов вдоль полка, представляя своих офицеров, преувеличенно
громко называя фамилии и чины.
Со всеми поздоровался генерал, всем одинаково говоря: "Здравствуйте!",
но никого ни о чем не спросив, и все отметили после, какая у него рука:
холодная, узкая, костлявая, и молодой поручик Голобородов все время потом в
ротонде усиленно тер свою ладонь о чужие спины, "чтобы согреть". И у всех
остались в памяти узкие, холодные, сощуренные чужие глаза и длинный, как
хобот, нос с белым стрельчатым переносьем. Кто-то назвал его за сутулую шею
"костылем", кто-то за длину - "семиаршинным".
Всякому известно, что хозяйственный смотр бывает после строевого, но
строевого смотра нельзя же было начать перед самой зарею, и генерал отложил
его на завтра. Он обошел, широко забирая ногами, лагерь, обоз, где тщательно
пересмотрел сбрую и подсчитал лошадей, потом кухни и пекарни, где пробовал
ужин и хлеб, потом в ротонде перелистал запись офицерских долгов, потом в
канцелярии полка, еще оставшейся на зимней квартире, пригласив Бузуна,
казначея, других из штаба, приказал собрать книги отчетностей и неожиданно
начал хозяйственный смотр.


XI

Сознаюсь, что мне труднее всего говорить именно об этом, о том, как
упорно копался генерал в толстых исписанных книгах и в пестрой груде всяких
расписок, счетов, ассигновок, квитанций и смет и усердно ловил Алпатова.
Полковое хозяйство совсем не такая простая и легкая вещь, как, может
быть, думают иные, и так много в этом хозяйстве всяких отделов, отраслей и
книг с длинными сложными названиями... я пересчитал бы их, если бы это не
было скучно.
И не люблю я этих низких, ночных комнат с казенными шкафами и столами,
от которых пахнет лежалыми пыльными бумагами, сургучом, кислым хлебом,
смазными сапогами, керосином, мышами и плохим писарским табаком.
И вот именно здесь до глубокой ночи все было так необычно и тревожно
для Алпатова: своя канцелярия - и чужой генерал, свой рабочий стол, обитый
синим сукном, - и за ним длинная узкая спина с ясными лопатками; свои мелкие
домашние тайны, казалось бы, глубоко спрятанные, привычные и даже забытые, -
и вдруг неожиданно легко открывались тайны.
Началось с галунов: было истрачено свыше ста рублей на серебряный галун
для нижних чинов, но генерал приказал показать ему этот галун, прищурясь,
посмотрел и сказал спокойно: "Это из алюминия". Потом как-то бойко успел
сосчитать, что фуражу пошло вчетверо больше, чем нужно, и когда спрашивал об
этом Бузуна, очень спутанно и пространно пустился объяснять Бузун, но
генерал холодно оборвал его на полуслове. Потом - на пару обозных лошадей
ушло не триста рублей, как полагалось по смете, а девятьсот, и были эти
лошади не в обозе, а в конюшне Алпатова - вороные, белокопытые; и экипаж к
ним был куплен на деньги, отпущенные для ремонта казарм.
Каких-то нужных бумаг не успел прислать исправник, и за ними бегали
вестовые; в чем-то виноват был старик казначей с трясучей головой и еще в