"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Лесная топь (Поэма в прозе)" - читать интересную книгу автора

встрелся такой для души спасенья?.. Ты это чувствуй!
- Нечего мне спасать... не я убила... Черт убил... Зеленый, в воде
живет...
Вспомнила, как назвала бабка Марья, и добавила:
- Шишига лесная!..
Потом повернулась и пошла путаной походкой, а Зайцев смотрел, как она
тонула в сумерках, заметался на месте, как ящерица с отломанным хвостом, и,
шмурыгая ногами между щепками и кучами опилок, пополз в сторожку.
Прождал Антонину день, два, на третий напился и, весь грязный,
растерзанный, пьяный, днем, перед обедом, остановился под окном и застонал:
- Антонида!
Антонина не отзывалась.
- Антонида, черт!.. Любовница моя богоданная! Убивица!.. Смотри,
честной народ, любовница-то моя, Антонидка, стряпуха-то, ребеночка свово
убила!.. Не пондравился он ей, ребеночек-то, она его и в огонь...
Жи-во-ва!..
Антонина отворила окно, осмотрелась, - на дворе близко никого не было.
- Уходи ты от меня, уродина, слышишь! Уходи, окаянный! - крикнула она,
и челюсти у нее дрожали.
Но Зайцев ухватился за раму и, пьяный, с шарфом, спустившимся вниз и
обнажившим оскаленные неприкрытые губами зубы, весь, как живая смерть,
пытался влезть в кухню и срывался.
Антонина плеснула в него помоями, и капустные листья и корки повисли на
нем, и заструился пиджак, а он обирался непослушными руками, сопел и мотал
головой. Подошел парень-пильщик, посланный узнать, скоро ли звонок, увидел
пьяного Зайцева, с сердцов ударил его в бок и сшиб в лужу, потом пошел сам
звонить в колокольчик.
Из дома с белыми занавесями вышел на непорядок старик Бердоносов с
толстой палкой, в сизом картузе над седыми кудрями венчиком, - постоял,
поглядел на заснувшего Зайцева, покачал головою, приказал убрать с глаз
долой и зашел на кухню.
Был он согнут в пояснице, точно все время таскал невидимый пятипудовый
куль, но на обветренном красном лице сидели молодые глаза. Внимательно
осмотрел Антонину.
- Что это тот, сдурел? Неужто приставать стал?
- Еще как, - не глядя ответила Антонина.
- Безротый? - Старик посмотрел и затрясся от смеха, слеза прошибла. -
Ну, плохо твое дело, когда так... Тут старуху нужно, и то не всякую... Без
меня тебя наняли, я не видел, уезжал тогда... Сем-ка, молодайка, возьму тебя
в дом для услуженья, а сюда постарше найму...
Пошел из кухни, но на дороге остановился, оглянулся, вспомнил про
Зайцева и опять затрясся от смеха.
И Антонине стало вдруг больно, точно смеялись над ней, и захотелось на
нем выместить эту боль.
- Хозяин, солонину для щей тухлую прислал! - крикнула она ему вдогонку.
- Ладно, - ты тоже, видно, гвоздь... Сам такую ем! - отозвался хозяин,
снял картуз, вытер розовую лысину красным платком и, спокойный и домовитый,
вышел, стуча палкой.
Как всегда, шумно, окутанные мягким паром щей, обедали рабочие,
смеялись над Зайцевым, хвалили Антонину за то, что окатила помоями.