"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Лесная топь (Поэма в прозе)" - читать интересную книгу автора

глазам.
Молодой русый мужик плеснул в огонь ведро воды, потом остановился и
созерцательно смотрел, как чисто обгладывал огонь его добро желтыми зубами.
А сзади раскололся воздух от треска, звона и шума: это стреляла
лопающимися стеклами колокольня, и выл выбившийся из сил народ.
Сгорела половина села. От церкви пламя отдуло ветром, и после о.Роман
всем говорил, что случилось чудо и что чудо это сделала одна очень старая
икона. В новые иконы он сам мало верил, хотя ездил на собеседование со
староверами и горячо обличал их в том же неверии, ссылаясь на какие-то
древнейшие тексты.
В округе жило много старообрядцев, молокан, скопцов. Темный лес приютил
их села, как грибы у корней, не разбирая, хорошие или плохие, раскинул над
ними зеленые купола, обвеял кадилами болотных цветов и заткал паутиной
старины дороги. В их руках были лесопилки и лесные сплавы, заводы и фабрики.
Недалеко от Милюкова, верстах в пяти, тоже на лесной поляне, стояло
село Пантерево, село большое и богатое. Пантеревцы занимались воровством.
Были из них конокрады, фальшивомонетчики, кустари-карманники, промышлявшие
на ярмарках.
После пожара милюковцы ринулись было на Пантерево, подозревая воров в
поджоге, но те их отбили ножами и кольями и гнали по лесу вплоть до
Милюкова.
Во время побоища изувечили Фильку и чуть не убили силача Кирика. Избы
их обоих уцелели, - огонь прошел стороною, немного вправо, - и в избе Кирика
приютили Дениса с женой.
Антонина совсем ушла из Милюкова.
Ее отпустили, потому что нужны были деньги для постройки, потому что
она стала странная и пугливая и бредила по ночам ребенком, потому что в
небольшом хозяйстве Кирика она сделалась лишним ртом.


V

На огромной лесопильне старовера Бердоносова, куда поступила Антонина
стряпухой в артель, жил в сторожах Зайцев. Прежде он был звонарем в соборе,
и колокола пели и говорили под его руками, и сам себе он казался колоколом,
только самым большим и старшим, тоже говорил и пел, и жили в нем все звуки
других колоколов, как искры в хорошей стали. Но однажды, для встречи
архиерея, он сыграл "Камаринского", и его прогнали. Бродя без дела по
толкучке и пьянствуя в грязных притонах, Зайцев захватил болезнь, которая
долго гноила его и, наконец, ушла, обезобразив так, что его пугались дети.
Неприкрытые торчали длинные зубы, распухли и гноились веки, и серые
глаза среди них глядели, как вырезанные из линючего коленкора и пришитые
наспех красными нитками. Нельзя было сказать, сколько ему лет, нельзя было
понять всего, что он гундосил, но он, тонкий и расхлябанный, ходил здесь в
лесу в городском пиджаке и закрывал безгубый рот цветным шарфом. Он числился
сторожем, звонил в колокольчик на работу и с работы и караулил по ночам, но
Бердоносов говорил, что взял его из милости и для спасения своей души и на
лесопильне он будто бы не нужен.
Жил он в отдельной сторожке. Из его рта никто не брал папироски,
стеснялись здороваться с ним за руку. "Гребостно, ну его к шутам: паршивый