"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Сад (Повесть)" - читать интересную книгу автора

тебе генерал прислал. - Восемьдесят, значит, зажилил. Что ж, наше дело
телячье, - пожевал да в хлев, спорить не станешь... Начальство - его и
воля... Восемьдесят рубликов, значит, на его пай пришлось: потрудился,
конечно, мужику двадцать передамши... все-таки забота.
Огромная ночь кругом была светла и беззвучна, и Шевардин чувствовал,
как в нее, большую, маленькими мутными каплями падали слова мужика.
А за челноками струились яркие пятна света на черной волне, такие
яркие, такие едкие, точно река насмешливо мигала глазами.


X

С вечера падал редкий, но крупный дождь, к ночи он перестал, только
небо сплошь обложилось тучами и захлопнуло землю, как крышка гроб.
Слабо качались верхушки яблонь, потом затихли, и черная ночь стала
немой.
В шалаше было душно, и Шевардин не спал. Забившиеся от дождя в шалаш
комары хищно пели над самым ухом, тонкие и острые в широкой темноте, как
блестящие иглы. Пахло лежалыми яблоками и черным хлебом.
Шевардин не спал, но то, что наполняло его днем, плыло теперь перед
ним, растягиваясь и сплетаясь в бесформенные пестрые полотна.
Он, с детства привыкший к земле, боготворил землю. Великая дающая сила
земли покоряла его в каждом зеленом листе, в каждой тонкой былинке. Он по
целым часам мог наблюдать, как завивались около сучьев гибкие усики хмеля,
точно осмысленно тянулись к ним издалека, снизу, и как, укрепившись на одном
сучке, тонкая зеленая веточка шла выше и усики ее искали новый сучок.
Он понимал и мягкий зеленый мох, робко гнездящийся на старых стволах,
там, где извивы коры глубоки, как людские морщины.
И черная, свежевспаханная земля не была для него беззвучной: она была
как лицо, полное притаившейся скрытой работы и вот-вот готовое блеснуть
яркой мыслью в наряде красивых слов.
И, любя землю, он привык думать, что земля любит его.
Но то, что он видел здесь, было для него новым и обидным: огромная
земля кругом смотрела на него враждебно и тупо, как тяжелая каменная голова
с надменной складкой бровей. Земля эта была высокая, чужая и пустая, а в
провалах ее, где-то в глубоких и узких трещинах, жили люди, хотели
подняться, подставляя друг другу плечи, но обрывались и падали, и были темны
и были нищи.
Огромной и пустой землей владел, неизвестно почему, один человек, такой
же, как те люди внизу, но не любивший земли и живущий где-то вдали. И там,
где он не знал, что делать с огромной землею, в глубоких трещинах от тесноты
задыхались люди.
А в это время тот, кто владел огромной землею, окутывал тела дорогих
продажных женщин мачтовыми соснами своего майората и приезжал сюда только
послушать, как трубят охотничьи рога в его лесах.
Над ухом Шевардина неотступно и громко, как в охотничьи рога, трубили
комары, точно хотели напеть: так и будет, и будет, и будет.
В волны идущей внизу сырой плесени вливался запах гнилых яблок и
черного хлеба. Черная ночь за дверью была немой.
Шевардин не представлял себе графа как человека: он был для него