"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Взмах крыльев (Стихотворение в прозе)" - читать интересную книгу автора

Больные даже и перед смертью редко стонали; они мирно лежали по своим
койкам, послушно пили свои лекарства и доверчиво ждали выздоровления.
Поэтому в отделении было тихо. Но когда привели бешеного, все ожило,
задвигалось, захлопотало.
Бешеный в курительной - это было ново и страшно. Это было страшно даже
для тех из хроников, которым самим оставалось жить два-три дня. И, собрав
остаток сил, они медленно, с передышками доползали до курительной, откуда
могучими взрывами несся рев, вой и хохот; там они останавливались,
прислушивались и испуганно качали головами.
Более смелые из больных заглядывали в маленькое оконце. Но когда
бешеный видел изнутри наклонившееся к оконцу человечье лицо, он подбегал к
двери, ругался, стучал в нее ногами, плевал в коридор - и больные
отскакивали со страхом.


III

Стемнело.
Нас с Таней в коридор не пускали.
Но чем строже было запрещено нам выходить из своей комнаты, тем сильнее
мне хотелось выйти и посмотреть.
Усталость исчезла, и чай не казался вкусным. Я слышал от отца, что
бешеный был слесарем на железной дороге и несколько недель назад, спасая
свою улицу от огромной бешеной овчарки, был укушен ею за руку. Я слышал от
Тани, что он был большой, черный и страшный... Но этого было мне мало.
Мне мучительно хотелось увидеть его самого, близко, с глазу на глаз...
И я увидел.
Было двенадцать часов ночи. Все спали в нашей квартире - и отец и Таня,
когда я тихо встал с постели, тихо отворил двери и вышел в коридор.
В коридоре один дежурный служитель, Кузьма Гнедых, спал на деревянном
диване; другой, Давыд Саломатин, сидел на полу недалеко от курительной и
тоже дремал, обхватив колени руками и положив на них голову.
Жутко тикали часы, и я с каждым новым тиканьем делал новый неслышный
шаг по мягкому брезенту.
Посредине коридора, когда я вошел в яркий круг, падавший на пол от
висячей лампы, мне захотелось стремглав бежать назад - так сделалось
страшно. Но я удержался.
Кругом было тихо. Беззвучно спали сторожа и молчал бешеный.
Еще один шаг вперед... два... три...
Вот я уже прошел Давыда Саломатина, прошел совсем тихо, как привидение,
так как боялся, что он проснется и остановит.
Но он не проснулся; он спал, наивно и просто показав свою толстую бычью
шею.
Я вспомнил, что он первый силач на всю больницу, что, если бешеный
вырвется, сломав двери, Давыд его одолеет, что только за этим отец и
назначил его вторым дежурным, и ободренный пошел дальше.
Вот уже встала перед глазами высокая белая дверь с черным маленьким
окошком.
Я остановился и оглянулся кругом. За дверью было тихо, и тихо было
позади. В желтые круглые пятки спавшего на диване Кузьмы ударился свет