"Слава Сергеев. Москва нас больше не любит " - читать интересную книгу автора

обществе, быть вместе".
Я помню, как, нервничая и ругаясь, мне что-то горячо говорил один мой
знакомый, книжник и левак из Санкт-Петербурга, все никак не находящий слов
для объяснения своего неприятия происходящего.
- Что же, - говорил знакомый, - каждый теперь будет работать, жить
частной жизнью, ходить по вечерам в супермаркете с тележкой, покупать
телевизоры и автомобили в кредит - и все? И все?! А как же общественное
благо, смысл жизни, наконец?!
И когда я ему сказал, что смысл жизни теперь тоже будет у каждого свой,
он сильно рассердился на меня и сказал, что отчасти понимает
западноевропейских радикалов 1970-х годов: Мысль о частном смысле жизни и
отдельном существовании каждого кажется ему невыносимой.
Но все вскоре вернулось на круги своя, и традиционные российские
"субъект - объектные" отношения между гражданином и российским государством
были успешно восстановлены.
- Акакий Акакиевич у Гоголя ведь отчего страдал, вы не поняли? - тем
временем спросил философ. Поскольку я, сами понимаете, ответил не сразу, он
сказал: - Именно оттого, что он не может быть объектом ничьих отношений,
ничьих эмоций и ни от чего больше. Даже городовой не обращает на него
никакого внимания! С него на ходу сняли шубу и тут же о нем забыли. Он
страдает именно от этого.
- Но не все же здесь такие! - сказал я.
- Не все, - согласился философ. - В России некоторые пытались вести и
ведут отдельное существование. Пытались. Это ваше личное дело. Хотите -
ведите. Не хотите - не ведите.
Когда мы уходили, уже в дверях, когда я одевался, философ, галантно
подавший пальто нашей полуспящей фотографу, вдруг спросил у меня:
- Sorry... А вы ведь позитивный человек, да?
Я очень удивился:
- Ну... я стараюсь им быть.
- И вы стараетесь поступать разумно, рационально и верите, что мир
устроен разумно? - философ улыбался.
- Ну, в какой-то своей части точно. - Я не мог понять, куда он клонит.
- И вы думаете, - философ почти хохотал, - что и здесь все как-нибудь
разумно устроится?!.
Он очень развеселился. Мы расстались по-приятельски.
Потом, заходя в разные кафе, современные московские магазины и торговые
центры, встречаясь с женой в нашем любимом интернет-кафе на Новослободской,
садясь в новую редакционную иномарку, которая часто возила меня по делам, я
иногда вспоминал эти слова философа, и все время внутренне спорил с ним.
Еще я вспомнил (через несколько дней), что Георгий Гурджиев был одним
из любимых философов Адольфа Гитлера, и все не мог понять, надо ли мне
обращать на это внимание: ведь Адольф Гитлер, как возразил бы мне философ,
наверняка не стал бы любимым политиком Георгия Гурджиева, не так ли?

Часть вторая

Шутка, наверное? (записки к 50-летию Победы)

Зашел числа 7-го мая в "Гоголь-моголь" в Столешниковом, там тогда