"Иннокентий Сергеев. Кабиры (цикл: Дворец Малинового Солнца)" - читать интересную книгу автора

от дождя и ветра? Она ищет пристанища, ласковая, нежная, ищет она, ищет,
ищет...
Говоря так, я стал поглаживать её тело, как будто моя рука - это птица.
- Вот поле, вот холмы, вот река, вот берега реки,- продолжал я.- Она
ищет...
Милена закрыла глаза, я стал целовать её. И с протяжным стоном она
отдалась мне.
В эту ночь мне не пришлось спать, но то, что было наяву, казалось мне
сном, блаженным и упоительным, прекраснейшим из снов, когда-либо
посещавших меня. Всё, что лишь тлело во мне, вспыхнуло ярким пламенем, и в
пламени этом слились воедино земля и небо, вершина и пропасть, все мои
желания, и я рыдал от счастья и захлёбывался им, и не мог остановить
дыхания, оно шумело как волны, что разбиваются о скалы и пеной взметаются
к небесам, и солнце вспыхивает каждой каплей брызг, и словно тысяча солнц
зажигается разом и опадает дождём, о, золотой дождь Данаи! Молю тебя,
продли, продли мне! и тьма, и свет, и замирает сердце и мечется, и дрожь,
и холод, жар и тьма, и свет, я падаю, я взмываю, любимая!..
...
Я был совершенно обессилен. Когда Красс вернулся, я лежал и не мог
пошевелиться. Видя моё жалкое состояние, он выразил мне сочувствие и
пожелал скорейшего выздоровления. Милена спала. Он тоже отправился спать.
А потом уснул и я.
Проснувшись, я сразу же подумал о Милене. А потом я услышал её голос. Она
говорила что-то служанке, но я не слышал слов, я слушал её голос, словно
он был рекой, и я плыл по её течению, плавно и легко, и мне хотелось
смеяться от радости.
Как можно рассказать о любви? И стоит ли перечислять все наши
изобретения, уловки и хитрости?
Что-то покалывало её холодком, и я спросил её об этом. Она ответила, что
думает о муже, и я вновь поразился этой женщине.
- Мы одни, а вокруг нас целый мир,- говорил я ей с жаром.- Вокруг нас
ночь, и у нас есть только один огонь и только один свет. О чём ты можешь
говорить, когда вокруг нас ночь!
Вряд ли она понимала, о чём я говорю. Я сам почти не понимал смысла своих
слов, но я говорил, а она слушала и успокаивалась, и вот уже ничто не
охлаждало нашего пыла, и она отдавалась любви, как умеет отдаться ей лишь
женщина.
Красс весьма радовался внезапно пробудившейся в его жене страсти к
образованию. Она пожелала учиться музыке; я взялся обучить её, и мы
подолгу бывали вместе.
А потом она увлеклась греческим языком,- что в этом удивительного, когда
сам цезарь подаёт пример любви к греческой культуре? Я выучил её кое-как
говорить по-гречески, и мы стали разговаривать на этом языке без боязни
быть подслушанными кем-либо, случайно или намеренно. Теперь мы могли
свободно обсуждать наши планы и изливаться друг другу в своих чувствах. Мы
говорили во весь голос, а Красс довольно кивал головой, слыша наш
разговор, но не понимая из него ни слова. Сам он не слишком-то любил
чему-либо учиться, но когда к нему кто-нибудь приходил, он хвалился тем,
какая образованная у него жена - по-гречески вот говорить умеет, на арфе
играет. Сам-то он и на родном языке не больно грамотно изъяснялся, писал