"Юрий Сергеев. Становой хребет (Роман) " - читать интересную книгу автора

пальцы тёмных рук на отполированном держаке вил.
От скотного двора широко разбежались крепко рубленные хозяйственные
постройки. Выбита скотиной дорожка к новым тёсовым воротам. Круто застит
небо большой, с широкими окнами пятистенок, видимо, прежний владелец
собирался жить вечно, обстроился куда как добротно.
Мать Егора копается у крыльца, чистит песком двухведёрный чугун,
готовится к забою кабанов. Скоро закипит, забулькает холодец из палёных ног
и голов, нагрянет хмельной праздник осеннего благополучия.
Вокруг хутора пустота и осенняя обволочь. В сырой мгле измороси ныряет
и ныряет на плёсе белогривый крохаль, одиноко жвыкнет, скособочит острую
головку, что-то ожидая в небе, и опять беззвучно уйдёт за мальком.
Тоска-а, Егор жмурится, нехотя ковыряет слежалый и вмятый копытами
навоз, стоит в глазах маленькая и бойкая Марфушка из соседнего хутора, дочь
казака Якимова. С утра прискакивала верхом занять соли у матери.
Лихо спрянула с низкой, монгольской кобылицы, оправила смятую юбку.
Егор встретил Марфу, привязал лошадь к верее ворот и помог донести в избу
гостинец - дикого подсвинка, завёрнутого в тёмную от проступившей крови
мешковину.
Марфушка смахнула из-за спины японский карабин, по-хозяйски разрядила
его и оставила у крыльца. Егор дурашливо подкинул оружие в руке, прицелился
в девку.
- Хороша арисака! Подари?
- Не дуракуй, Егорша. Боюсь я страсть как ружьёв, поставь, Христа ради,
на место.
- И стрелять могёшь?
Марфа разулыбалась.
- Сымай калошу, ишь вырядился. Кидай! Ежель не смажу - фунт конфет с
тебя.
- Смажешь, - сдёрнул глянцевую обувку и запустил её в небо. Марфа без
суеты воткнула жёлтый патрон в арисаку и ударила навскидку. Сбитая пулей
калоша завертелась мёртвой уткой к земле.
Подмигнула Марфа хитро, мол, знай наших, Якимовых, и сунула карабин
остолбеневшему Егору. Скрылась в избе. Он дёрнул машинально затвор -
крутанулась под ноги пахнувшая дымком гильза, щёлкнула по ступеням.
Провздел палец в дырку загубленной напрочь обувки и закинул её подальше
под амбар, чтобы не увидел отец. Зашёл вслед за гостьей в дом. Она уже
сидела за самоваром, прихлёбывала с блюдечка, говорила с матерью о делах.
Обернулась к Егору и засмеялась.
- Ты над кем ржёшь? - отозвался бородатый Михей из красного угла с
чашкой китайского фарфора в черных корявых пальцах.
- Да вона, ваш Егорка свою калошу просквозил влёт, выхвалялся передо
мной. Иль ты ево, дядя Михей, так бить навострил?
Отец нахмурился и оставил чай.
- Не оговаривай, Марфутка, не бреши зазря. Молод он ишо, берданкой
балуется... А что ты пальнула, сразу признал. Отец-то твой, помню, там в
станице на Аргуни, пока все горшки пьяный не продырявит - в избу не
заманишь. Кровь-то ево в тебе бунтует, девка...
Эх, Аргунь, Аргунь- родимая сторонушка, песнями перепетая, бедами
взмученная, дедами нашими питая. Живут теперича там краснюки да
посмеиваются.