"Юрий Сергеев. Становой хребет (Роман) " - читать интересную книгу автора

Он норовил подовздеть надоевшую собаку клыками, щетинил холку и был страшен
в своей ярости. Но только не для Верки.
Она умело вертелась, забегая наперёд, не давая хода и принуждая
тяжёлого зверя поворачиваться за собой, играла с ним уверенно и расчётливо.
Игнатий ударил навскидку.
Кабан по-щенячьи взвизгнул, сунулся рылом в прошлогодние листья. Верка
исступленно грызла добычу, вырывая клочья шерсти, задыхаясь хрипом.
- Славную собачку Бог послал, - разлыбился Игнатий и вытащил из чехла
нож, - веди сюда лошадей, счас будем пировать до утра, - дёрнул бритким
лезвием по горлу стихающего зверя.
Верка, вся перемазанная грязью, тихо поскуливала и ещё дрожала
вздыбленным загривком, хлебала тёмную кровь.
Когда Егор вернулся, кабан был уже освежёван и выпотрошен. Парень
удивился такой невероятной сноровке Парфёнова.
- Ловко ты его раздел! Я бы часа два возился.
- Эвенки научили. Поглядел бы ты, как они с оленями управляются. Не
успеешь глазом моргнуть, а уже мясо варится. Ничего хитрого нет, обучишься.
Мы не раз встретимся с эвенками, по-иному их зовут тунгусами, не обижаются
на это, хоть в переводе "тони ус - тунгус", означает ничего не умеющий.
Несправедливо, они всё умеют, и правдивей людей я не встречал. Дети
природы, как они ещё не погинули от лишений, мороза, голода - диву даюсь.
Нульгими - кочуют, ставят табор, охотятся и живут дарами тайги. Добрый
народ.
Натянули брезентовый полог, заготовили на ночь дрова, забулькал на
костре большой котелок, расточая ароматы дичины. Верка, объевшись потрохов,
спала в издальке, чутко шевеля ушами. Обросшие смешанным лесом сопки
отцветали в разливе заката.
Дымок от костра уплывал над прохладной землёй вниз по распадку, сизым
гарусным шарфом перевязывал чёрные ели.
Устало перекликались кедровки, свистели в березняках рябчики, ворчал в
кустах ручеёк. Егор лежал на разостланном в балагане лапнике, подперев
голову рукой, неотрывно глядел в жаркие уголья.
Рядом сидел золотоискатель, так просто и неожиданно повернувший его
судьбу в неизвестное русло. Вряд ли бы какая цыганка нагадала Егору перед
той поездкой в Харбин, что предстоит ему дальняя дорога, а может быть, и
казённый дом в лихой стороне.
Егор смеркся в думах, вспомнил мать, неприкаянную жизнь на китайщине,
покинутую станицу у берега Аргуни. Привиделись дружки, они сейчас были
где-то рядом, на этой земле. И Егор ощутил, что прокрался в их дом вором,
таясь и оглядываясь.
Зальются в этот вечер песнями девки, дурашливо окружат их ребята,
пойдут в плясках до первых кочетов, а то и до зари, булгача собак да теша
бессонных стариков, вороша их память. Егор каялся, что поддался воле отца и
позволил увезти себя на чужбину.
Но опять вспомнилась мать, и он понял, что не смог бы её покинуть.
Игнатий мостился спать. Улёгся, но потом опять встал и долго пил остывший
чай из котелка.
Отблески огня высвечивали его мощные руки, вздыбленный горбинкой
крупный нос, по-детски безмятежные глаза. Движения сутулых плеч были
медлительные, разморенные сытостью и отдыхом. После долгого молчания