"Юрий Сергеев. Петля страха (Повесть) " - читать интересную книгу автора

своей смерти, ловить каждый след его, каждую сбежку и малик.
А в голове зароятся вопросы, в ответах на которые и заключается вся
глубина, сила и азарт познания охоты: где он? Какого цвета и кряжа? Где
жирует? Куда шёл, с охоты или на кормёжку? Местный или проходной? Кот или
кошка? Сытый или голодный?
На все эти вопросы соболятник сразу ответит, осмотрев следы; даже может
добавить, сколько часов назад он прошел и куда направляется.
Может пойти совершенно в другую сторону от следа и выйти наперерез,
минуя многие километры его охотничьего нарыска. Наскоком соболя взять
трудновато, надо его сначала изучить, начиная с букваря старых и присыпанных
снегом следов.
Нет двух одинаковых соболей в тайге. У каждого свой характер, свои
привычки, но всех объединяет поразительный, умеющий делать выводы ум.
На зверофермах, где искусственно с большим трудом научились разводить
этого зверька, делали такой опыт: в мясо, чтобы видел это из клетки соболь,
насыпали безвредный порошок, не имеющий запаха и вкуса. Он к этому мясу не
прикасался. Но, если процесс засыпки не видел, то спокойно ел.
С его хитростью и смекалкой да дал бы ему Бог рост волка, добрался бы и
до людей в тайге. Ведь берёт же кабаргу и молодых оленят, которые в десятки
раз его больше и сильнее.
Соболя губит любопытство. Губит его дерзкая безрассудность и азарт
настоящего охотника. По своей натуре он кропотливый исследователь, пытается
разобраться, откуда принесло перышко, находит ещё и ещё и вдруг, замечает
повисшую в шалашике вниз головой куропатку или рябчика.
Это - уже слишком! Так не бывает! Обходит пару раз вокруг, чует капкан,
но, поднявшись столбиком, увлекается, отрывая пахучую приманку и, в суете,
наступает на коварную тарелочку.
Если сильный мороз, то замерзает почти мгновенно. Зимой он живёт только
непрерывным бегом, проходя за ночь свыше шестидесяти километров в поисках
пищи. Это - настоящий трудяга и достойный царь пушного зверья.
Беда его ещё и в том, что, за одну шкурку, на международных меховых
аукционах дают до девятисот долларов, иногда приравнивая к стоимости
легкового автомобиля или вагона пшеницы.
А, так как он много лет находился под охраной и расселялся
искусственно, то освоил большие пространства и в достаточном количестве для
промысла.
Не корысть тянет по его двойчатому следу настоящего охотника, не жажда
наживы, а возможность трудной и увлекательной борьбы, соперничества в
хитрости и выносливости...
Дни мои потекли в хлопотных заботах промысла. В избушку вваливался
ночью, снимал и натягивал на правилки шкурки и в полусне ужинал.
Казалось, уже ничто не поднимет утром, но, резво вскочив на зорьке,
торопливо пил чай, опять укладывал в рюкзак дневной припас, ёкала в груди
загадочность подступающей охоты.
Что она принесёт? Куда и за какие сопки уведёт соболиный след, где
придётся ночевать, опять у костра или вернусь в избу?
Хорошо хоть немного пожить неплановой жизнью, когда невозможно
ручаться, куда тебя бросит через миг, где придёт удача, пожить жизнью поиска
и тяжёлого физического труда.
Время летело незаметно, набирал силу мороз, подвалило ещё снега. Махно