"Александр Серафимович. Зарева (Авт.сб. "Железный поток")" - читать интересную книгу автора

А деревенские ныли.
- Больше некуда. Край. Нету мочи!.. - заунывно стояло над тихой рекой,
как припев вековой, никогда не смолкавшей песни.
А старик говорил, накидывая слова, как новые петли в сети, которую
вязал:
- Было нас трое о ту пору, молодые. Вывели мы у богатея, - всю округу
держал в кулаке, - вывели тройку: дорогая тройка. Да не успели, - нагнали
у реки. Я успел в камыши, сижу в воде по горло, а товарищей сцапали.
Сбежалась вся деревня. Богатей кровью весь налился, лютый ходит, зверь
зверем. "А-а!.. Бейте в мою голову!.." Подступились мужики. Товарищ стоит,
руки скручены назад, по лицу кровь. И поднял голову и говорит: "Братцы,
сами знаете, никогда ни одного мужика не тронули, жеребенка не взяли,
заимствовали мы только у богатеев. Сосут они из вас кровь... Ужли ж за них
заступитесь, сами себя по ногам бить будете?.." Насупился народ, глядят в
землю, чешут в затылках. Екнуло у меня сердце. Уже совсем поднялся я из
камыша, к ним, то есть к мужикам-то: "Дескать, братцы, вместе страдаем,
одна у нас чаша горькая". Да мироед как заревет: "Али не видите, -
конокрады, душегубы!.. Бейте в мою голову! Три ведра водки ставлю!.."
Зашатался народ, зашумел. Вдарил кто-то товарища колом, свалили и
зачали... Цельную ночь сидел я и глядел, не отрывая глаз, а они били, они
измывались, они мучили. Не признаешь за человека, а они все молотят по
мясу, по красному мясу, во тут, передо мной, рукой подать...
Старик передохнул и глянул красными глазами.
- Цельную ночь глядел... Ушли. Вылез, постоял над товарищем, - говядина
красная, боле ничего. Пошел, как пьяный... А после того восемь раз сжег
деревню. Из тюрьмы, из Сибири бегал. Прибегу и сожгу... Все разорились. В
восьмой раз как сжег, разбрелась вся деревня, одни головни остались... А
теперича и место то запахали, ничего нет.
Все так же белел монастырь, стояли горы и за лесом пропадал поворот
реки. Оборванные люди сидели, подняв острые колени и раскапывая горячий
песок.
Лохматые, нависшие брови грозили кому-то, приподнялись. И старик вдруг
злобно бросил:
- Мало с вас шкуру спускают!
У тех тоже блестят озлоблением воспаленные глаза.
- По две дерут с каждого.
- Мало!.. По три, по десятку надо, мясо с вас спускать, в плуги
запрягать, да чтоб тут же, на меже, падали и дохли, - может, тогда хоть за
ум возьметесь...
- Не лайся, не собака.
- Может, морду от земли подымете.
- Ты лучше перевези нас, Афиногеныч.
Старик разом успокаивается и брезгливо обегает их из-под насупленных
бровей.
- По копейке с рыла.
- Побойся бога! Не емши целый день, падем нето где на дороге... Десять
верст крюку на паром-то, не дойдем.
- Даром не повезу.
- Христа ради!.. Сделай божецкую милость... Ни гроша за душой ни у
кого.