"Анри де Сен-Симон. Полные и доподлинные воспоминания о веке Людовика XIV и Регентстве (Избранные главы, Книга 2)" - читать интересную книгу автора

мог больше ничего предпринять и с той поры заранее начал оплакивать смерть
своего государя. По знаниям и опыту Фагон поистине был первым врачом Европы,
однако здоровье уже давно не позволяло ему поддерживать в должной мере свое
искусство, а высокое положение, куда его вознесли достоинства и удача,
окончательно его испортило. Он не принимал ничьих доводов и возражений,
продолжал относиться к здоровью короля так, словно тот был не в столь
преклонном возрасте, и тем самым медленно убивал его.
У короля случались длительные приступы подагры, и Фагон надумал
обкладывать его на ночь кучей пуховых подушек, отчего король так потел, что
по утрам, перед приходом обер-шталмейстера и камер-юнкеров, его приходилось
обтирать и переодевать в свежую рубашку.
Уже много лет королю вместо лучшего шампанского вина, которое он всю
жизнь пил, подавали за столом бургундское, наполовину разбавленное водой,
настолько старое, что оно подрывало его здоровье. Король со смехом иногда
говаривал, что он нередко замечал за иностранными государями желание
попробовать его вина. Он никогда не пил неразбавленного вина, а также
ликеров, чая, кофе и шоколата. Уже давно, встав с постели, он вместо ломтика
хлеба, вина и воды выпивал только две чашки настоя шалфея и вероники, а
иногда между трапезами и обязательно перед отходом ко сну бокал воды с
небольшой добавкой настоя на цветах апельсина, причем вода в любую погоду
была со льда; даже в дни приема слабительного он пил ее перед трапезами, в
промежутках между которыми ничего не ел, кроме нескольких коричных пастилок,
а держал он их в кармане для фруктов вместе с большим количеством бисквитов
для своих собак, вечно лежавших у него в кабинете. Поскольку в последний год
жизни у короля все чаще и чаще крепило желудок, Фагон велел ему при каждой
трапезе в качестве закуски есть много фруктов со льда, а именно тутовых
ягод, дынь и фиг, причем перезрелых и подгнивших, а также много других
фруктов за десертом, который он, как обычно, завершал большим количеством
сладостей. Весь этот год за ужином он съедал неимоверное количество салата.
Несколько супов, которые он ел и утром и вечером, каждого столько, что,
казалось, для другого и места-то не останется, готовились с большим
количеством воды и были очень наваристы; в каждый клалось много пряностей -
вдвое больше, чем обычно, а то и более того. Фагон был против и супов и
сладостей; видя, как король ест их, он строил иногда весьма смешные гримасы,
хотя не осмеливался ничего сказать, разве что Ливри и Бенуа, которые
отвечали ему, что стоят за эти кушанья, поскольку они очищают его величеству
желудок. Теперь король не ел мяса ни крупной дичи, ни водоплавающей птицы,
как, впрочем, и никакого другого, ни жирного, ни тощего, хотя прежде оно не
сходило у него со стола, за исключением всего нескольких дней поста, который
он соблюдал последние двадцать лет. В это лето король еще строже соблюдал
свою фруктово-водяную диету.
В конце концов фрукты, которые он ел после супов, испортили ему
желудок, расстроили пищеварение и лишили аппетита, на отсутствие какового он
прежде никогда не жаловался, так что теперь он не ощущал ни голода, ни
желания поесть, даже если иногда по стечению обстоятельств трапеза
отодвигалась на более позднее время; однако после нескольких ложек супа у
него всегда снова появлялся аппетит, о чем я неоднократно слышал рассказы, и
он ел столь много и плотно, равно как утром, так и вечером, что к этому
зрелищу просто невозможно было привыкнуть. Такое количество воды и фруктов,
не облагороженных ни каплей спиртного, произвели гангрену в крови короля,