"Г.Сенкевич. Из дневника познанского учителя" - читать интересную книгу автора

затененный пышными волосами, то же мягкое очертание бровей и особенно голос
- почти такой же нежный, как у нее. В характере матери и сына тоже было
много общего, это выражалось в некоторой склонности к возвышенным чувствам и
взглядам. Они оба принадлежали к той породе нервных, впечатлительных людей,
благородных и любящих, которые способны на любые жертвы, но в столкновении с
действительной жизнью редко находят свое счастье, давая больше, чем получают
взамен. Эта порода теперь исчезает, и, мне кажется, какой-нибудь современный
реалист мог бы сказать, что эти люди заранее обречены на гибель потому, что
являются на свет с врожденным пороком сердца, - они слишком много любят.
Родители Михася прежде были очень богаты, но они "слишком много
любили..." Бури развеяли богатство, а то, что осталось, не было, разумеется,
ни нищетой, ни даже бедностью; по сравнению с прошлым они жили очень
скромно. Михась был последний в роду: поэтому пани Мария любила его не
только как сына, но и как свои последние надежды на будущее. К несчастью,
она, подобно большинству матерей, была ослеплена любовью к своему мальчику и
находила у него необыкновенные способности. Михась действительно не был
тупицей, но принадлежал к типу детей со средними способностями, которые
обычно раскрываются гораздо позже, вместе с укреплением здоровья и
физическим развитием. В других условиях он мог бы окончить школу и
университет и стать полезным работником на любом поприще. Но в обстановке,
утвердившейся в немецкой школе, это исключалось. К тому же он знал, какого
высокого мнения мать о его способностях, и лишь мучился, напрасно надрывая
свои силы.
Я много видел на своем веку и решил ничему не удивляться, но,
признаться, с трудом поверил, что такое сочетание, как выдержка, сила
характера и упорный труд, может причинять лишь зло ребенку. В этом было
что-то ненормальное, и если бы словами можно было воздать за горечь и
скорбь, я, право, сказал бы вместе с Гамлетом: "Есть многое на свете, что и
не снилось нашим мудрецам..."
С Михасем я занимался так, как будто от отметок, которые он получал,
зависела моя будущность. И у меня и у моего милого мальчика была одна цель -
не огорчать пани Марию, показать хороший табель, вызвать на ее устах
счастливую улыбку.
Если ему удавалось получить хорошую отметку, он приходил из класса
сияющий и счастливый. В таких случаях мальчик, казалось, вдруг вырастал и
выпрямлялся; его обычно грустные глаза весело, по-детски смеялись и горели,
как два уголька. Он на ходу сбрасывал со своих узеньких плеч ранец, набитый
книжками, и, подмигивая мне, говорил еще в дверях:
- Ну, пан Вавжинкевич, мама будет довольна! Я получил сегодня по
географии... угадайте сколько?
Я делал вид, что не могу отгадать, тогда он бросался мне на шею и с
гордостью говорил как будто на ухо, но очень громко:
- Пятерку! На самом деле пятерку!
То были счастливые минуты для нас обоих. В такие дни по вечерам Михась
мечтал, стараясь представить, что будет, если по всем предметам он получит
отличные отметки, и болтал то со мной, то сам с собой.
- На рождество мы поедем в Залесин: будет снег - как всегда зимой, так
что поедем на санях... Приедем мы ночью, но мама будет меня ждать, обнимет
меня, расцелует, потом спросит про отметки... Я нарочно притворюсь грустным,
мама начнет читать и вдруг: по закону божьему - отлично, по-немецкому -