"Виталий Семин. Сто двадцать километров до железной дороги" - читать интересную книгу автора

здоровался с каждым вторым, где мой старший прораб давно обещал перевести
меня на должность инженера, если я подам документы на заочное отделение
гидротехнического и переквалифицируюсь... "Чего тебе, - говорил он, когда я
попросил уволить меня, - ты же уже законченный производственник
("производственник" - была высшая аттестация, которую он мог дать). И сам
подумай, где ты еще такое найдешь? Самая большая в мире ГЭС..."
- Директор наш не очень-то ждал вас, Андрей Николаевич. Как сказали
ему, что едет учитель, у которого почти законченное высшее образование, так
он...
- Что ему до моего высшего образования?
- А как же! У него нет законченного среднего. Сколько лет учится в
учительском, а никак не закончит. А у вас почти высшее! За место свое
боится. Он тут на хуторе прижился, дом строит. Директорства он давно
добивался, еще при Галине Петровне, бывшем директоре, - она теперь секретарь
райкома комсомола. Вот он с ней воевал! Но Галина его держала! Она и не
таких на место ставит...
Я опять перестаю слушать рыжего Ивана Антоновича. Я прислушиваюсь к
необыкновенной, незнакомой мне тишине. И в учительской, и в школе, и вокруг
школы такая тишина, с которой мне еще не приходилось сталкиваться. Какие-то
стокилометровые завалы тишины, целые пласты тишины, горы тишины. Отсюда, из
такой вот учительской, из такого абсолютного беззвучия, сомнительно
существование шумных городов, строек. И мне в этой тишине жить, может быть,
годы... Всю жизнь я терпеть не мог слабаков и нытиков, тех, кто из-за
собственной неудачи готов облаять целый свет. Если мне попадался
какой-нибудь слабак, если он пытался найти у меня сочувствие, я обрушивался
на него с яростью, а тут я сам начал скисать...
- Андрей Николаевич, продавщица мне верит в долг. Хотите, я возьму еще?
Я отсчитываю деньги на пол-литра. Иван Антонович был настоящим
пьяницей, мягким, податливым. Он присматривался ко мне, принюхивался и в
благодарность за водку старался говорить только приятные вещи. Вначале он
убеждал: "И здесь жить можно. Кто в городе больше любит, а кто - здесь..."
Потом сочувственно сокрушался: "Если бы не семья, не сидел бы я в этой дыре!
Тут до вас учитель литературы был. Он говорил: "Я на Камчатку поеду, так
смогу сказать - был на Камчатке! А тут похуже всяких Камчаток, а сказать
нечего. Только что за сто двадцать километров от железной дороги".

2

Рыжий Иван Антонович помог мне стать на квартиру. Это традиционная
учительская квартира: до меня здесь жила бывший директор школы, теперешний
секретарь райкома комсомола Галина Петровна, еще раньше - один преподаватель
литературы, и вообще во все послевоенные годы здесь живут учителя (хозяйская
дочка тоже учительница, она заведующая и единственный преподаватель
начальной школы в соседнем хуторе; живет она с мужем в большой хате, которую
видно из хозяйского двора, - двор стоит на склоне пологого холма).
- До войны мы, Андрий, - сказала мне хозяйка (она мне сразу стала
говорить "ты"), - чужих людей к себе не пускали, а теперь пускаем. Колхоз не
платит, еще ему остаемся должны; на базар с огорода ничего не возим -
далеко, вот и пускаем чужих людей.
"Чужой" - меня резануло, уж больно бесхитростно и равнодушно это у