"Виталий Семин. Сто двадцать километров до железной дороги" - читать интересную книгу автора

- Вы будете преподавать в пятых, шестых и седьмых? Эге ж?
Шутка состояла в том, что Натхин нагло переспрашивал то, что ему уже
сообщили.
- Все узнаешь первого сентября, - сказал я.
- А сейчас и побалакать с вами нельзя? От такой вы гордый?
Я взял водку и консервы, и мы пошли в школу. У рыжего были ключи, он
снял висячий замок, сунул его себе в карман и толкнул дверь. Из коридорчика
пахнуло многонедельной просушенной пылью.
- В этом доме один класс и учительская. Еще два класса в соседней хате.
Классы я вам потом покажу. - Рыжий торопился. В нем росло радостное
возбуждение. Из маленького коридорчика он провел меня в маленькую комнату. -
Наша учительская.
До потолка учительской я мог бы дотронуться макушкой. Тем не менее это
была учительская. Здесь стояли непременный диван - наверно, его сначала
принесли, а потом вокруг него возводили стены, иначе непонятно, как он сюда
попал, - маленький столик, покрытый зеленой суконной скатертью, три стула,
шкаф, покачнувшийся на просевшей половице. На зеленой скатерти -
председательский графин с толстой пробкой и стакан.
Иван Антонович понюхал воду в графине и сморщился:
- Сейчас свежей принесу. И стакан ополосну. У нас тут рядом бассейн.
Он задернул пыльную занавеску на низеньком окошке и выбежал. Я не мешал
ему и не пытался помогать. Видно было, что ему нравится вся эта
подготовительная суета.
- Что это за бассейн? - спросил я у него, когда он вернулся, отирая
ладонью мокрые бока и донышко графина. - Так по-местному называется колодец?
- Нет, колодец - это колодец, а бассейн - бассейн. Почвенная вода здесь
солоноватая, ею только огороды поливают да скотину поят. А пресную воду
держат в цементных бассейнах. Собирают дождевую воду, снег зимой...
- И это пьют?
- А как же!
Он ловко вскрыл банку рыбных консервов, откупорил бутылку, налил в
стакан водку не до самого верху - "чтоб еще на два раза хватило", - перелил
водку в жестяную кружку, которую достал из шкафа, налил водки в стакан еще
раз и передал его мне.
- Ну, со знакомством!
Я выпил сразу, а он долго морщился, с отвращением принюхивался к
кружке, несколько раз подносил ее ко рту и все не решался выпить. Пил он
медленно и тоже морщась, выпил до дна и не потянулся закусывать, а посидел
неподвижно, к чему-то прислушиваясь в себе, и только потом взял из банки
кусочек рыбы.
- Неудобно все же, что у меня нет денег, - опять начал он. - Я как раз
недавно отослал деньги семье. Я все деньги перевожу семье.
Он говорил "семье", а не "жене".
Потом мы выпили еще раз, и он стал рассказывать о своей семье, о детях,
которые почему-то живут не с ним, говорил, чтобы я не беспокоился, что мы
пьем в учительской и что в забегаловке нас видел Натхин. А я не беспокоился.
Мне было все равно. По-настоящему все равно. Пьяница этот рыжий Иван
Антонович или не пьяница, переводил он деньги семье или не переводил, видел
нас Натхин или не видел. Я думал о том, как я мог рискнуть уехать со
стройки, где я и в Шлюзовом поселке, и в Комсомольске, и в Портовом