"Виталий Семин. Сто двадцать километров до железной дороги" - читать интересную книгу автора

мной в волейбол. Она тщательно следит за собой (наверно, с каждым годом все
тщательнее), кожа на лице у нее гладкая, белая, более гладкая и белая, чем у
Саши. У Саши можно насчитать на лбу несколько тонких морщинок, а у Маши - ни
одной. Все они уничтожены настойчивым массажем, затерты белым кремом. В
общем, Маша мне нравится, но я не женюсь на ней. Она знает об этом, и все же
в наших отношениях есть что-то натянутое. Маша обижается, когда я по
субботам ухожу в райцентр, и сегодня она меня встретила суховато: "Ездил в
город? Развлекся? А мы тут невылазно сидим". Губы Маша накрасила гуще, чем
надо, брови подвела черным, и смеется она слишком громко.
И не виноват я перед ней ни в чем и вроде виноват.
- Здравствуйте! - сказал я.
- Здравствуй! - ядовито ответила Маша.
- А Маша, как увидела тебя, - сказала Саша, - говорит: "Вот наш
горожанин Андрюшенька идет". - Она захохотала, оглядываясь на Машу, на
директора, и повторила: - "Вот наш горожанин Андрюшенька идет!"
Я засмеялся, а Маша вызывающе откинулась на спинку дивана и скрестила
руки на груди:
- Ну как, Андрей Николаевич, экзамены сдали?
Наверно, она не в первый раз говорила об экзаменах, которые я сдавал,
потому что тотчас повернулась к Саше, и они обе захохотали.
- Сдал экзамены, Маша, - сказал я.
- Значит, сдал экзамен?
- Сдал.
- Что нового в области? - спросил меня директор. Мы разлили по стаканам
и чашкам вино, которое я привез, и я стал рассказывать о том, что в городе
говорят о культе, о реабилитированных, которые возвращаются домой. Но
директор поскучнел - он был за то, чтобы обойти эту тему.
Потом мы немного захмелели и все-таки вернулись к культу. Директор
намекнул, что и он когда-то пострадал, но сразу же постарался даже этот
туманный намек запутать так, чтобы я ничего не понял. И все с тревогой
посматривал - догадываюсь ли я о том, чего он мне не сказал, или не
догадываюсь.
Но, в общем, мы были рады друг другу: и директор, и Саша, и Мария, и я.
Поздно вечером я провожал Сашу и Марию. Саша прощалась первой, она нам
погрозила:
- Смотрите! Завтра на работу не опоздайте! А то будете экзамены
сдавать.
И захохотала. Даже в темноте было видно, какие у Саши шальные глаза.
Как только мы остались одни, Маша высвободила руку.
- До свидания, Андрей Николаевич! Собак я не боюсь. Я сама дальше
пойду.
- Я сам собак боюсь, - примирительно сказал я и опять взял ее за руку.
Она слабо рванулась и затихла. Ну да, я немного переигрывал. В конце
концов, мне было приятно, что я ей нравлюсь. А кому бы это было неприятно? Я
твердо знал, что здесь не любовь, просто Маша рассчитывала на меня. Она
много лет работает в глуши, в маленьких хуторских школах, где всего
пять-шесть преподавателей, где не так уж часто попадаются подходящие по
возрасту и по внешности холостяки, и она рассчитывала на меня. И в хуторе ей
с хуторской непосредственностью говорили про меня: "Вот вам, Мария
Федоровна, пара".