"Виталий Семин. Сто двадцать километров до железной дороги" - читать интересную книгу автора

чтобы не пропустить ни одного грузовика, даже если он пойдет на Зимино не по
главной дороге. Я пошел к ним. Их было пятеро. Четыре женщины и старик.
- В Ровное? - спросил я старика.
- В Ровное, - ответил он.
- Давно ждете?
- Вчера еще ждали. Нет машин.
- Сегодня будут, - сказал я.
- А вы откуда знаете? - строго спросила меня маленькая женщина, до
бровей закутанная в белый пуховой платок.
Это была Зина. Та самая учительница, с которой я поругался на летней
конференции.
- Верю, - сказал я. - Понимаете, сегодня я во все верю.
Я следил за ее лицом: когда она меня узнает? Она нахмурилась, а потом
улыбнулась. Узнала.
Грузовик подошел часам к десяти. Шофер выглянул из кабины, с сомнением
осмотрел нас:
- Я возьму. Да ведь замерзнете. Кузов открытый. Подождите, может,
крытая подойдет.
- Мы уже замерзли, - сказал я. - Так что не страшно.
В кузове мы уселись спиной к кабинке, подняли воротники и приготовились
терпеливо ждать. Ехать по плохой дороге, не глядя вперед, отвратительно.
Перед выбоиной не напряжешься, на ровном месте не расслабишься. Мотает тебя
так, что подбородок стукается о колени. А поворачиваться лицом к ледяному
ветру невыносимо. Вот и трясешься: терпение, терпение и терпение. Терпение в
чистом виде. Гудит ветер, грохочет грузовик, мороз все невыносимее, а тебе
ничего не сделать. Только терпеть.
Зина сидит неподвижно, тонкие невидимые усики у нее обозначились инеем.
И все сейчас неподвижны. Даже глаза у всех неподвижны. Ноги у меня затекли,
кисти в варежках собраны в кулак - так теплее. Кажется, я немного закрываю
Зину от ветра. Я выдвигаюсь еще вперед.
- Холодно? - кричу я. Она бледно улыбается, но не шевелится. - Ноги? -
Она чуть кивает. Я накрываю полой своего пальто ее валенки. - Так лучше? -
Она чуть кивает. Кой черт лучше! Конечно же, все равно холодно. - А
помните, - кричу я, - мы с вами на конференции поругались. Тогда вы мне
показались злее и бодрее. - Она улыбается. - Вы, наверное, не читали, что
писал Маркс о морозе? "Даже страдание, по-человечески понимаемое, есть
самонаслаждение человека". Забыл только, где он это сказал. - Говорить мне
больно. Кожа на губах вот-вот потрескается. Но я продолжаю трепаться. Меня
несет: - А вы хотели бы стать полярницей? - Она едва в состоянии
отрицательно качнуть головой. - А я бы хотел. По крайней мере обо мне каждый
бы день писали: на дрейфующей станции Северный полюс-четыре скорость ветра
такая-то, мороз тридцать градусов...
Несколько раз за дорогу мое терпение приходило к концу. Полностью
исчерпывалось. Но потом оказывалось, что кое-какие ресурсы все-таки
оставались. Когда грузовик добрался до Ровного и подкатил к большому
магазину на площади - к обычной стоянке всех заезжих машин, - я даже
попытался молодецки спрыгнуть на землю, за что и был жесточайше наказан.
Ноги мои не спружинили. Они не были в состоянии пружинить. Боль от удара
отдалась в голове. Женщины в кузове еще помедлили, как будто они и вправду
замерзли насмерть, потом медленно зашевелились. Я протянул руки, чтобы