"Виталий Семин. Сто двадцать километров до железной дороги" - читать интересную книгу автора

грохот и шум, здесь были умные друзья, умные застольные беседы, интересные
сплетни, едкие анекдоты. Я слушал сплетни и запоминал анекдоты, и тоже
что-то рассказывал из своих дорожных приключений. Ложился спать я поздно, с
удовольствием ворочался на шуршащих крахмальных простынях, слушал, как
успокаивающе тонко поет паровое отопление, как подрагивают стекла, отзываясь
на шум проезжающих по нашей улице поздних автобусов. Но что бы я ни делал:
болтал ли с друзьями, шел ли по шумной главной улице, просыпался ли дома
среди ночи от тихого света уличных фонарей, - я ни на минуту не забывал, что
я фронтовик. Мой город - большой город. Здесь бьется прибой новостей, отсюда
хутор, в котором я работаю, моя школа казались крохотной точкой. Непонятно
даже, как я там, в этой крохотной точке, мог из-за чего-то спорить с
директором, раздражаться. И все-таки именно эта крохотная точка давала мне
удивительное самоуважение, удивительное чувство превосходства, когда я
смеялся, слушая забавные сплетни или новый анекдот. Я знал что-то очень
важное, чего не знали мои собеседники. Это важное было сродни смыслу жизни.
Потом я стал стыдиться своего благополучия, своих крахмальных простынь.
Мне было стыдно перед моими коллегами: учительницей начальных классов Сашей,
математичкой Машей и даже перед директором. Все эти дни они, конечно,
невылазно сидят в своих хатах - хуторской клуб не отапливается,
кинопередвижка не приезжает с первых дней распутицы, в школе делать нечего.
Я стал собираться, ходил по магазинам, покупал книги для школьной библиотеки
и вдруг решился: позвонил двум писателям - их книги я любил в детстве - и
попросил сделать надписи на книжках для Парахина и Фисенко. Готовил я
подарки и Алинке, внучке деда Гришки, хозяйке, самому деду Гришке. Мне
хотелось похвастаться перед ними своим городом.


Глава шестая

1

И опять я ехал в Зимино. Но теперь надо мной ничего не висело. Люди,
которых забрали в пятьдесят третьем году, возвращались домой. Директора
института, который выгнал меня и еще кое с кем тогда под шумок расправился,
уволили. И еще двух-трех ему подобных сняли и понизили в должности. Не все,
конечно, верили, что завтра эти люди не вернутся на свои места, но дышалось
все же легче.
В Зимино я переночевал на вокзале и рано утром вышел на околицу ловить
машину на Ровное.
Ветра не было. То есть не то чтобы совсем не было. Степь совсем без
ветра - не степь. Но это было вполне терпимое движение воздуха. Ветер
начнется позже, а сейчас охлажденный над сугробами и застругами воздух
медленно движется на поселок, где на улицах чуть теплее, чем в открытой
степи. Взошло солнце и мутно обозначилось сквозь примерзшие к нему облака.
Свет от солнца и облаков шел тусклый, но, казалось, он и должен быть таким
над этим тускловато светящимся снежно-ледяным полем, дышавшим прозрачным
ледяным воздухом.
Не мне одному нужна была машина. В степи, там, где главная шоссейная
дорога принимает в себя все боковые выходы из Зимино, уже собралось
несколько человек с чемоданами и узлами. Они так далеко выбрались в степь,