"Виталий Семин. Сто двадцать километров до железной дороги" - читать интересную книгу автора

Случилось это так. Я целый месяц работал в ночной смене, устал, к тому
же страшно поругался со своим старшим прорабом. Устал еще и потому, что
никак не мог представить себе своего будущего: работаю на стройке, хорошо
работаю, а дальше что? Терзался еще десятком таких же вопросов. В общем, это
был один из тех дней (вернее, ночей), в которые все сходится, и своя и чужая
усталость, и свое и чужое несчастье, и какое-то невезение, и краны ломаются
чаще, чем обычно. Я едва дождался конца смены, вышел за проходную, ткнулся в
столовую - в довершение всего столовая заперта: ночью испортился водопровод,
и завтрак будет готов лишь через сорок минут. Идти домой, ложиться спать
голодным? Я решил подождать. Поднялся на бугор, вошел в лес и побрел по
снегу вдоль опушки. Нашел толстый пенек, смахнул с него снег. Место мне
показалось заброшенным. Я сел и вяло подумал: какая может быть в лесу
заброшенность! В лесу ничего не может быть заброшенным или незаброшенным.
Лес - это лес... И вдруг услышал вздох. Это был необычный - пространственный
вздох, так могли вздохнуть лес или гора. Я посмотрел на рабочий участок -
сверху он был мне весь виден: склад заиндевевших арматурных стержней,
портальные и козловые краны, длинный барак заводоуправления, наша прорабка.
В зоне было тихо и безлюдно. Я прислушался и понял: подключились мощные
репродукторы на высоких осветительных мачтах. Это они вздохнули. Шесть часов
утра. Где-то в Москве, на Кремлевской площади, которую я еще ни разу не
видел, пробили куранты. Потом грянул гимн. Сколько раз за свою жизнь я его
слышал? Сто тысяч раз? Может, больше, может, меньше - какое это имело
значение?
И вдруг какая-то сотни раз слышанная строчка задела меня...
...Мы в битвах решаем...
Никого не было на огромном строительном участке, утренним инеем
припорошило стрелку замершего портального крана, тишина. И над этой тишиной,
над поржавевшими за ночь железнодорожными и крановыми рельсами, над устало
замершими огромными машинами рождались слова, которых я раньше никогда не
слышал. Это были слова-открытия, слова-вершины. Сколькому нужно было сойтись
в одну ночь, сколькому нужно было накопиться до этой ночи, чтобы я так
услышал то, что вложено в эти слова, чтобы я и к себе отнес и это мы, и это
в битвах решаем... Я заплакал. Меня никто не видел, и я мог плакать, сколько
хотел. Ну да, в битвах, ну конечно же мы, то есть и я тоже, и все другие вон
на той гигантской строительной площадке и в других местах, решаем судьбу
поколений. И разве я не этого хотел, разве не к этому себя готовил, не об
этом мечтал? Моя мечта давно исполнилась, так почему же я этого так долго не
понимал? Может быть, потому, что многие книги рисовали мне совсем другую
битву, которая будто бы и не была битвой?
А мне ведь и не надо, чтобы битва была получше да покрасивее. Совсем не
надо. Мне совсем немного нужно - чтобы глаза мои всегда были открыты. Без
этого я не могу...
Из парикмахерской я вышел счастливым, счастливым бродил по Зимино. Я
чувствовал себя фронтовиком, получившим с передовой отпуск на несколько
суток. Может, это высокопарно сказано, но так и было - я чувствовал себя
фронтовиком, приехавшим в тыл. С тем же радостным чувством я сел в пахнущий
карболкой вагон, забрался на третью полку и приготовился без раздражения
перенести все остановки, которые этот медлительный поезд делает по дороге к
моему городу. И в городе радостное чувство не оставляло меня. Мой город, в
который я так стремился, меня не обманул. Здесь были близкие моему сердцу