"Виталий Семин. Сто двадцать километров до железной дороги" - читать интересную книгу автора

и плевались. И ведь хорошо, если плевались. А то ведь дед Гришка не плюется.
Лучше бы он плевался! А ты попыталась доказать своему начальству, что
правильное решение - это пропаганда за Советскую власть, а неправильное -
это антисоветская пропаганда?
Приходит Вера. У Веры накрашены губы, пальцы измазаны чернилами.
- Опять митингуете? - говорит она.
Вера хорошенькая, только вялая. Возьмешь ее за руку - пальцы вялые. И
кожа на лице у Веры такая, какая бывает у женщин, с детства панически
боящихся загара - какая-то сыростно-белая. И говорит Вера "не по делу" тоже
вяло. "По делу" она говорит тоном резким, командным, а как только спросишь у
нее что-нибудь просто так, она словно сразу устанет. Работает она много:
что-то пишет, куда-то звонит, о чем-то советуется с Галиной, но посетителей
у нее почти нет. Как-то получается, что кто бы ни пришел, он идет к Галине:
и просто поболтать - к Галине, и по делу - к Галине.
Вера волжанка. Окончила в Куйбышеве учительский институт и приехала по
направлению сюда. Учителем она почти не работала, а было бы лучше, если бы
работала. Может быть, ее тогда не нужно было бы выдвигать в райком. Сейчас
Галина ее заслоняет собой, заслоняет ее крикливый командный голос. А не было
бы Галины? Как бы тогда и эта командная крикливость и вялость "не по делу"
выперли вперед!
Вот Пашу Шеменеву, инструктора райкома, тоже бывшую учительницу, Галина
не заслоняет. Паша - уроженка моего хутора. Она по-хуторски коренастая,
сильная, с жесткой короткопалой рукой. Паша никогда не повышает голоса, ей
это не нужно, ей по плечу мужская должность инструктора райкома комсомола.
Только глаза у Паши жестковатые, излишне жестковатые. В них ни грамма
хуторской, районной ясности. И скулы на крупном Пашином лице жестковатые.
Первого сентября она была у нас в школе. Я разоткровенничался с ней,
рассказал про Куйбышевскую ГЭС, а потом черт дернул меня вздохнуть: "Не
знаю, как буду жить здесь..." У Паши сразу же жестко обозначились скулы:
"Люди же живут", - сказала она, и я понял, что те, кто здесь живет, для нее
в большей степени люди, чем разные вздыхающие пришельцы. Я предпринял
отвлекающий маневр, рассказал какой-то смешной анекдот, но было уже поздно -
Паша даже не улыбнулась. Оскорбляется она быстро и надолго.
Паша могла бы быть вторым секретарем.
Есть в райкоме еще один инструктор, который легко мог бы быть вторым
секретарем. Это единственный в комитете инструктор не женщина и не
преподаватель. Зовут его Илья Крупник. Он зоотехник. Илья - легкий человек.
Всячески легкий. Маленький, худощавый, быстрый. Он, как и Вера, волжанин. Из
края сосен и деревянных домов. Я два года прожил в том краю и теперь с
трудом переношу здешние полупустынные степи, а Илья, приехав в Ровное,
быстро освоился, женился и не собирается отсюда уезжать. И не только он
освоился с Ровным, но и Ровное привыкло его считать своим. Года два Илья
работал в большом животноводческом совхозе под началом тяжелого человека,
заслуженного директора, жесткого, самоуправного до самодурства, и, кажется,
даже не замечал трудного характера своего начальника - справлялся и с
начальником, и с сотнями овец и коров, за которых отвечал. Трудно сказать,
как удавалось Илье справляться со своим начальником. Говорят, что директору,
который называл Илью "сынком", понравилось Илюшино маленькое красивое лицо и
пышная, волнистая - районный шик! - шевелюра. Но я думаю, дело не в этом.
Дело в легком, не способном озлобляться и вообще видеть дурное Илюшином