"Виталий Семин. Сто двадцать километров до железной дороги" - читать интересную книгу автора

Кладу на стол журнал и тетради и, наконец, оглядываю класс.
- Здравствуйте!
Кто-то с комическим облегчением вздыхает;
- От вы сегодня сердиты! Аж перелякали нас!
- Никаких "перелякали" - русский язык.
Я еще стараюсь сохранить суровый вид, но уже оттаиваю. И малейшие
изменения моего настроения тотчас же регистрируются классом.
В конце урока я вызываю Парахина. Я часто его вызываю, остаюсь с ним
после обеда, но пока мы двигаемся вперед очень медленно.
- Пиши, - диктую я. - "Читатель, вероятно, уже догадался, что дочь
Кирилла Петровича и есть героиня нашей повести".
- Дубровский! - небрежно роняет эрудит Пивоваров.
- Парахин, какое это предложение?
Тема сегодняшнего урока - "Сложноподчиненное предложение", и Парахин
догадывается:
- Сложноподчиненное.
- Где главное?
Парахин опять догадывается:
- "Читатель, вероятно, уже догадался..."
- Правильно. Скажи, на какой вопрос отвечает подчиненное?
Теперь мы оба - и Парахин и я - напрягаемся. Я жду, надеюсь, что он
наконец ясно, точно заговорит, а он...
Жилы на его лбу вздуваются, в глазах появляется выражение
затравленности.
- Можно, я еще подумаю?
- Хорошо, Парахин, думай.
В классе движение, подсказки. Пивоваров пишет пальцем в воздухе ответ и
смотрит на меня. "Уж я-то знаю!" Я сочувственно киваю ему - умный человек
умному человеку. Он успокаивается. Но все это идет мимо Парахина. Он не
собирается ловить подсказки, он думает. И за это честное, тяжелое старание,
за это желание сбросить наконец тяжесть, которая мешает ему думать, я готов
возиться с ним целый день и еще много дней.
- Можно, я еще раз напишу на доске?
Парахин пишет, думает, страдальчески морщится, дует на пальцы,
запачканные мелом, подправляет мокрой тряпкой хвостики запятых, укорачивает
их, потом опять дорисовывает мелом. Кладет тряпку. Молчит.
- Ну что же ты? - говорю я. - Задай смысловой вопрос. Ну просто вопрос
по смыслу...
- Ка... - неуверенно, словно нащупывая зыбкую дорогу, начинает Парахин,
вопросительно смотрит мне в глаза и заканчивает упавшим голосом: - ... кой?
Я молчу. Тогда Парахин осторожно нащупывает новый вопрос:
- Ка...кая? - Пауза. - За...чем?
Так вопрос за вопросом, и все мимо и мимо. Парахин краснеет, напряжение
его достигает мыслимого предела. Я останавливаю его:
- Парахин, представь себе, сейчас вот поднимается Лигачева и спрашивает
тебя. "Парахин, ты уже догадался?"
Надо видеть озаренное, счастливое лицо Парахина.
- О чем? - с облегчением и радостью говорит он.

6