"Виталий Семин. Сто двадцать километров до железной дороги" - читать интересную книгу автора

О том, как Валентина успевает со всем справляться, лучше всего и говорит ее
стремительная походка. Валентина беременна, у нее уже ясно обозначился
живот, но медленнее она ходить не стала. От ее хаты до нашей километра
полтора, а пробегает их Валентина за каких-нибудь десять минут.
Входит она в хату, садится на лавочку у стены, широко расставляет ноги,
откидывается назад и вздыхает: "Устала!" Она никогда не раздевается, не
снимает плаща. Даже капюшон не стягивает с головы - забежала на одну
минуточку, некогда! Но сидит долго. Рассказывает матери о своих
хозяйственных делах: хлеб испекла, а он не подошел как следует. Кто его
знает, почему, вроде бы все правильно делала... Белый щенок загрыз утенка,
уже второго. Что это за собака, которая утей давит! Обе возмущаются щенком -
нет, это не собака! Ничего путного из него уже не получится, раз уж живой
крови попробовал. Надо сказать Семену, чтоб завел куда-нибудь или прибил...
Но все это только подход к главной теме. Главная тема - сам Семен. Валентина
второго ребенка от него понесла, сама не знает, как на это решилась, и
клянет себя теперь, и кается, а что делать? Они не очень стесняются меня, но
все же, если я подойду, Валентина замолчит и улыбнется, извиняясь: мол, что
поделаешь, приходится сплетничать.
В ноябре, перед самыми праздниками, Валентина даже уходила от Семена.
Собрала в узел свои вещи, взяла дочку и пришла к нам. Три дня она жила с
нами, отсюда ходила на работу, сюда же возвращалась. Семен, встретив меня в
хуторе, клялся, что ему наплевать ("Ага! Ученая, да? Да я на ком хочешь
женюсь!"). Верхняя губа его при этом высокомерно и презрительно кривилась.
На четвертый день Семен приехал к нам на своем грузовике. Сильнее, чем
обычно, припадая на больную ногу, он прошел через двор, без стука открыл
дверь в хату и сказал настороженно встретившей его Валентине:
- Собирайся.
Он, конечно, хотел произнести это слово по-хозяйски грубовато: мол,
довольно дурить. Но у него не получилось. У него не было уверенности, что
Валентина захочет пойти с ним, и потому свое "собирайся" он произнес слабым
голосом, предварительно прокашлявшись. Валентина не ответила, и Семену
пришлось долго стоять посреди хаты, не зная, что же она решит. Потом он
ждал, пока Валентина соберет свой узел, оденет дочку. Я поздоровался с
Семеном - он мне едва ответил. Потом он тащил Валентинин узел в грузовик, и
мы с хозяйкой смотрели с нашего бугра, как грузовик переехал речку по
хуторской гребле, как подкатил к хате Семена и как Семен опять тащил
Валентинин узел.
После примирения с Семеном Валентина почти неделю не показывалась у
нас, а потом опять начала ходить. И разговоры у нее с матерью прежние:
проклятые мужики, дома их не видать, пьют, хвастают, а сами слабее баб. И
сидят две женщины, очень разные, и клянут мужиков. И клянут они их
по-разному. Тут и недоумение моей хозяйки, и ненависть, и даже смирение
перед судьбой. Для Валентины, хорошей учительницы, - ее нахваливают на всех
конференциях, - учившейся в городе, энергичной, сильной женщины, пьяный
Семен это то, с чем она все время собирается расстаться. "Брошу его, -
говорит она матери, - мне же надо учиться, чего я застряла в начальных
классах?! Галина пединститут заканчивает, Маша поступила, и мне надо
учительский закончить, а потом пединститут. Двадцать девять лет мне, еще
года два - и поздно будет".
Иногда я верю, что Валентина бросит Семена. Однажды, уже после