"Виталий Семин. Семеро в одном доме" - читать интересную книгу автора

выслать". - "Мы не имеем права, запросили облвоенкомат, как там решат". Я -
в облвоенкомат. Куда я только не бегала! И в аэроклуб, и в военкомат, и в
облвоенкомат. Понимаю, если Женька разорился на телеграмму - значит,
положение у него отчаянное. А куда ни прибегу, мне говорят: "Мы не можем
решить, придите завтра". - "Да как же завтра, если там уже экзамены
начинаются!" Так они мне не говорят "нет". Они говорят: "Вот придет
разрешение, мы обсудим и отправим документы". Я в аэроклубе говорю: "Он же у
вас был лучшим курсантом, его фотография до сих пор на доске почета, почему
вы не поможете ему?" - "Он сам себя наказал. Совершил преступление и теперь
расплачивается за него".

Ругалась я с ними, доказывала, а тем временем Женька вернулся. Опять на
крыше вагона. Пришла я домой, а он сидит у печки. "Эх, говорит, Муля, не
знают они, какого теряют во мне летчика". А у самого озноб, температура. Он
неделю ночевал на вокзале, почти ничего не ел.

Он, как туда приехал, пошел к замполиту училища, рассказал ему все:
"Разрешите сдавать экзамены, а документы потом подойдут". Тот его
внимательно выслушал. Вежливо так. Вместе с ним из училища вышел, прошел с
ним квартала два, все расспрашивал. Не спросил только, где Женька ночевать
будет. А потом говорит: "У нас все места уже заняты, набор полный, но если
твои документы придут вовремя, сделаем для тебя исключение. А если документы
не придут, сам понимаешь, никто тебя в такое училище принять без документов
не вправе". - "Вы запросите документы", - просит Женька. "Нет, - говорит
замполит, - запрашивать документы мы не будем. Ты сам понимаешь, что кругом
виноват. Но если документы придут, мы для тебя сделаем исключение". Ждал
Женька документы, ждал. Экзамены начались, закончились, а документов нет.
Пошел он еще раз к замполиту, а тот говорит: "Ничем не могу помочь, не
получилось у тебя на этот раз. Приезжай в следующем году. Буду рад с тобой
встретиться". Женька пошел на вокзал, кепку на лоб натянул и подцепился на
поезд. Так и приехал домой. "Не знают они, Муля, говорит, какого летчика во
мне теряют".

Простудился он сильно, долго болел. В армию его в тот год не взяли,
дали отсрочку по болезни, а месяца через четыре медкомиссия признала его для
летного училища негодным. Он же с детства был слабым, болезненным, а после
этой болезни у него с нервами что-то сделалось, легкие стали плохими,
желудок. Взяли его в армию на следующий год, но уже не в авиацию, а в
стрелковые части. В военкомате ему предлагали: "Хочешь поближе к самолетам?
Направим в части аэродромного обслуживания. Механиком будешь". Не захотел.
Унижением для себя посчитал.

К Ирке в деревню я уже не вернулась, опять на фабрику пошла.
Кожгалантерейную. Она одна у нас в районе такая, где бабы вроде меня, без
специальности, работать могут. У нас во всех цехах бабы. Мужиков раз, два -
и обчелся. Механики, слесари-наладчики, местком, завком, партком, директор,
а все остальные - бабы. Начальство у нас командует, как хочет. Бабу же, если
за нее заступиться некому, легче легкого плакать заставить. Ей что ни скажи,
что ни заставь, она утрется платочком и тянет с утра до вечера. Я бабам
говорю: "Вы берите пример с меня. Я никому не дам себя обидеть". - "Да,