"Юлиан Семенов. Горение (Фрагмент романа-хроники)" - читать интересную книгу автора

В час двадцать приехал Герасимов, устроился в самом уголке тесного
зала, скрыв глаза темным пенсне; борода припудрена, чтобы казалась седой.
Дзержинский сидел рядом, записывал происходящее.
Герасимов мельком глянул на Дзержинского; понял, что нерусский,
видимо, щелкопер с Запада, их здесь сегодня множество; пусть себе пишут,
дело сделано; во всем и всегда главное - прихлопнуть, доведя до конца
задуманное, потом пусть визжат, не страшно, лет через двадцать клубок
начнет раскручиваться, но мне-то будет седьмой десяток, главное - сладко
прожить те годы, когда ты силен, каждый день в радость, по утрам тело
звенит, ласки просит; медленно, ищуще перевел взгляд на следующий ряд
(неосознанно искал в лицах ассоциативное сходство; верил, что все люди
есть единое существо, раздробленное на осколки)...
В третьем ряду Герасимов заприметил девушку, невыразимо похожую на
несчастную Танечку Леонтьеву. Красавица, умница, дочь якутского
вице-губернатора, вступила в отряд эсеровских бомбистов, а ведь была вхожа
во Двор, в ближайшие дни ей предстояло сделаться фрейлиной Александры
Федоровны, императрицы всея белыя и желтыя... Вот ужас-то, господи! Уж
после ее гибели Герасимов узнал, что бомбисты одобрили план Леонтьевой: во
время бала, где отвели роль уличной продавщицы цветов, Танечка должна была
подойти к государю с букетиком незабудок, а подошла, так и засадила б в
монарха обойму, - ответ на убийство во время кровавого воскресенья...
В Петропавловской крепости несчастная лишилась ума, польку-бабочку
сама с собою в камере танцевала. Отец вымолил ей освобождение, отправил в
Швейцарию, в Интерлакен, в лучшую санаторию, а Танечка как в себя пришла,
так сразу к Борису Викторовичу, к дьяволу Савинкову: <Хочу вернуться в
террор>. Тот порыв одобрил, но просил еще маленько подлечиться... Так ведь
нет, пристрелила в своем санатории семидесятилетнего парижского
коммерсанта Шарля Мюллера, решив, что он не кто иной, как Дурново. Тот
(это бомбистам было известно) ездил за границу под этой именно фамилией, и
француз был похож на отставного министра, да и говорил по-немецки с
акцентом - все французы по-иностранному так говорят, шовинисты.
Швейцарский суд приговорил Татьяну к десятилетнему тюремному заключению;
конец жизни; Швейцария не Россия, добром не договоришься, в агенты не
перевербуешь, и отступиться нельзя, за законом парламент смотрит, как что
не так - сразу скандал...
Ровно в час дня (время как высшее выражение незыблемости формы
соблюдалось у судейских особо тщательно) пристав объявил, чтобы
собравшиеся встали. Вошли старший председатель судебной палаты
Крашенинников и члены присутствия Лихачев, Зейферт и Олышев; обвинитель,
товарищ прокурора Зиберт; расселись и защитники, цвет Петербурга, - члены
третьей уже Думы Маклаков-второй и Пергамент; Елисеев, Базунов, Маргулиес,
Мандельштам, Гиллерсон, Соколов, Муравьев, Андронников, Тесленко, Лисицин,
Гольдштейн...
...Герасимов сунул в рот длинный янтарный мундштук; слава богу, что
черная сотня вовремя убрала Иоллоса и Герценштейна; эти соловьи такое бы
здесь насвиристели, ого-го-го!
Про то, что <Союз Русского народа> провел этот акт с подачи
департамента полиции, думать не хотел. Зачем? Виновные будут наказаны,
пусть мавры делают свое дело, на то они и мавры; нет слаще ощущения, чем
то, которое острее всего понимает артист цирка, работающий с куклами, -