"Геннадий Семенихин. Пани Ирена" - читать интересную книгу автора

Он удивленно отодвинулся и даже засмеялся, полагая, что она шутит.
- Да не могу же я жить иначе, белочка. Не могу!
- А как же другие могут, - возразила она неодобрительно и не то
обиженно, не то просто потому, что устала. Его это немножко покоробило, но
он подумал: да можно ли это считать за размолвку? Вздор!
Позднее, когда их уже разлучила война, она писала ему очень часто, и
письма ее всегда были заботливые и ласковые. Только в последних, очевидно не
выдержав лишений и полуголодной жизни, длинных очередей за молоком и хлебом,
она стала глухо упрекать Большакова за то, что тот ни разу не вырвался с
фронта на побывку и не смог ни с кем передать хотя бы маленькой
продовольственной посылки. А им трудно, им очень трудно, и денег, которые он
посылает по аттестату, едва хватает.
Он читал это письмо на аэродроме в промозглый нелетный день, и косая
недобрая складка западала у него на переносье. Ему было жаль Аллочку, и в то
же время он не мог обнаружить своей вины и представить, как это он может ей
что-либо послать, если съедает всю свою пятую летную норму в столовой и
сверх нее не может получить на руки ни одной консервной банки, ни одного
килограмма масла, так же как и другие, летавшие с ним бок о бок летчики и
штурманы, не говоря уже о техниках, питавшихся значительно хуже. Он
поделился своими мыслями с полковником Саврасовым, с которым его связывала
обоюдная симпатия. Саврасов нахмурился, подумал и безжалостно изрек:
- Конечно, все это трудно, но все ж таки ты дрянь, Виктор.
- Почему? - спросил он обиженно.
- Жрать в столовке поменьше надо. Попроси повара недодавать тебе
немного продуктов, так и соберешь посылку. А потом при случае пошлешь с
кем-либо. С одной стороны, как командир, такого совета я тебе давать не имею
права. Мне важно, чтобы вы все сытые летали, без головокружения. Но, с
другой стороны... - и, не договорив, полез в карман за папиросами.
Вспомнив об этом, Виктор погрустнел. Вздохнув, подумал, как-то они
сейчас там, родные.
Черные в полумраке чердачные балки висели над ним. Виктор, глядя на них
широко раскрытыми глазами, слушал гулкие толчки своего сердца. Неожиданно
остро возник совершенно ненужный вопрос: "А ты бы, Аллочка, так смогла? Вот
так бы тащить меня по чужому лесу, по топям. Так же спрятаться за блиндаж в
минуту опасности и убить врага". Он разозлился, что не находит на этот
вопрос ответа. Чтобы отвязаться от докучливых мыслей, нерешительно спросил
сидевшую рядом польку:
- Ты не спишь, Ирена?
- Нет, Виктор.
- Послушай, Ирена, - взволнованно заговорил он. - Конечно, я не хочу
разводить всякие там сентиментальности, но я-то вижу, до чего тебе не по
себе. Ты какая-то странная, Ирена?
- Какая же, Виктор?
- Ты вся темная, Ирена. Темная оттого, что я о тебе ничего не знаю... и
вся светлая оттого, что совершаешь одни хорошие поступки. Кто ты, Ирена?
Женщина сдавленно засмеялась:
- О, Виктор, я вовсе не добрая волшебница из хорошей сказки. Я простая
полька, каких много. Я не беднячка и, как у вас говорят, не пролетарка.
Моему прадеду принадлежал один из красивейших замков под Краковом...
Говорят, вся округа трепетала, когда он выезжал на охоту. Дед не смог