"Геннадий Семенихин. Пани Ирена" - читать интересную книгу автора

сиденье парашют и, поднатужившись, выбросил его за борт. Брезентовый мешок
почти неслышно шмякнулся на мягкую землю. Затем он вывернул часы, спрятал их
в карман комбинезона, а рукояткой пистолета выбил стекла на всех остальных
приборах, безжалостно погпув при этом стрелки. Подтянувшись на мускулистых
руках, он перенес здоровую ногу за борт кабины, затем вторую и постарался
осторожно спрыгнуть вниз. Высота была небольшая, и он, расчетливо упав на
левую сторону, сумел избежать боли. Он лежал на спине, устремив в небо
широко раскрытые глаза, обдумывая, как ему лучше добраться до других кабин.
Может, ребята в лучшем состоянии, чем он, им только надо помочь
вылезти?
Что-то изменилось в природе. Мягкий знобкий ветерок гулял над землей,
наполняя осенний лес неразборчивыми шумами. Если бы не ветер, лес сейчас был
бы тихим и сонным. Виктор хорошо знал, что такое притихший бор: наступи на
сухую палку - на целый километр слышно. Глаза его привыкли к темноте, и он
теперь видел гораздо больше, чем в первые минуты. Рядом лежала верхушка
сосны, срубленная крылом при катастрофе. Он подполз и выломал большую палку.
Подтесать ее снизу и подровнять сверху с помощью острой финки было делом
недолгим. Получился приличный посох. Виктор медленно встал, опираясь на
него, и сделал несколько неуверенных шагов. Надо было не мешкать, и он
торопился. Еще один шаг, и стеклянный колпак носовой кабины перед ним.
- Володя... Алехин, - негромко позвал капитан.
Никто не ответил, только лес зашумел сильнее. Большаков увидел в
плексигласе огромную дыру, вырванную снарядом, и сквозь нее черный комок,
навалившийся на прицел. Даже не поверилось сразу, что это человек.
Виктор вспомнил галчонка, что пригрели они однажды в курсантском
общежитии. Долго жил галчонок. А раз проснулись по зычному крику дневального
"Подъем!" и увидели: жалким мягким комком накрыл галчонок блюдце с
невысохшей за ночь питьевой водой. Чем-то и Алехин напомнил ему этого
галчонка, и с тоскою капитан подумал: "Нет, не лежат в такой позе живые". Он
просунул руку в рваную дыру, нащупал изнутри замок и отстегнул крышку. Тело
штурмана безвольно навалилось на него. Комбинезон Алехина набух от крови.
Виктор расстегнул на нем "молнию", увидел разорванную на груди гимнастерку,
залитую кровью грудь. Осененный внезапной мыслью, он нащупал на гимнастерке
карман, достал из него завернутые в целлофан документы. Не вытирая от крови
и не разглядывая, сунул себе в комбинезон, потом взял у мертвого пистолет.
Бледное лицо Алехина провожало его застывшими в муке глазами.
- Прощай, Володя, - прошептал сдавленно Большаков, - прощай, родной, и
прости, что не в силах тебя вытащить и похоронить.
Потом он, чувствуя с каждой минутой, как тяжелеет раненая нога, добрел
до отлетевшего на несколько метров хвоста. Кабины стрелков были сплющены, на
хвост пришлась основная сила удара. Под листами дюраля и обрывками
пулеметных лент лежали изуродованные трупы Али Гейдарова и нижнего люкового
стрелка Пашкова. Верхняя кабина, где всего час назад хозяйничал веселый Али,
была, словно сито, изрешечена осколками.
- Сколько же ранений ты получил, - горько покачал головой капитан, -
вот и не придется тебе, бедный мой Али, никого приглашать в Баку на шашлык
по-карски, и старая Фатьма, твоя мать, выплачет под апшеронскими ветрами
свои глаза.
Чувствуя глубокое изнеможение, Большаков опустился на влажную, покрытую
мелким мохом землю и заплакал. Широкие плечи вздрагивали под комбинезоном.