"Геннадий Семенихин. Пани Ирена" - читать интересную книгу автора

бороздишь ты фронтовое небо, ускользая от зениток и вражеских истребителей,
с единственной задачей - дойти всякий раз до указанной точки и сбросить
бомбы именно туда, куда требует задание".
Он усмехнулся и передернул плечами, гоня прочь эти тяжелые мысли. "Да
что я, рыжий, что ли, чтобы позволить усталости потушить огонь. Есть огонь!"
И он подумал о своем заветном, да и не только его, но и всех летчиков,
желании дожить до того дня, когда Саврасов развернет карту и скажет:
- А теперь, друзья мои, я вас прошу проложить маршрутную черту
прямехонько на Берлин. - Прищурится и усмехнется: - Все ли нашли на карте
Берлин?
И он, Виктор Большаков, обязательно тогда попросится повести первый
эшелон дальних тяжелых бомбардировщиков на фашистскую столицу. Он ни за что
не спутает район Силезского вокзала или Александерплац с Пайковом или
Карлсхорстом. Они с Алехиным прорвутся сквозь столбы прожекторов к самому
центру, пронесутся над аркой Бранденбургских ворот и положат куда надо
бомбы. А если Саврасов сам решит повести на цель бомбардировщики? Тогда
Виктор, невзирая на разницу в чинах и званиях, положит ему руку на плечо -
они же почти ровесники - и скажет:
- Слушай, Александр Иваныч, это уже эгоизм. Ты ходил на Берлин, когда
это казалось невозможным всему миру, потому что наша армия отступала и
фашисты стояли под Химками. Не зажимай же теперь подчиненного. Мне с
двадцать второго июня снится этот налет. Мы хорошо с Алехиным ударим. За
всех наших погибших товарищей, за всех солдатских вдов, за всех, кто томится
в концлагерях или не дожил до этого дня.
И конечно же, тогда бывший луганский кузнец Сашка Саврасов не выдержит,
потому что не из глухого железа у него сердце, и предоставит это право ему,
Большакову.
...А сегодня как ты понимаешь этот свой полет, Виктор?
Большаков поджал губы... Самолет вошел в сплошную облачность, и его
стало резко встряхивать. Машину било неровными тряскими толчками, и летчику
приходилось теперь внимательно пилотировать, чаще дополнять движения
штурвала движениями рулей глубины.
- Командир, до цели тридцать пять минут, - доложил Алехин.
- Знаю, - согласился Виктор, - через пять минут меняем высоту и курс.
Цель! Где-то она притаилась в ночном мраке и, вероятно, не ждет, совсем
не ждет, что в эту темную осеннюю ночь, во всем похожую на все другие
осенние ночи, четыре человека на высоте шести тысяч метров, такие неуклюжие
в своих меховых комбинезонах и сковывающих движения кислородных масках,
несут ей смерть. "Цель у меня сегодня веселая", - определил капитан и сразу
представил оживление, царящее сейчас за шторами немецкого казино. Вероятно,
деловое совещание фашистских штабистов давно завершилось и теперь они
развлекаются. Под высоким сводчатым потолком в хрустальных люстрах сияет
огонь, пожилые генералы гитлеровского вермахта, вытянув ноги, блаженно
греются у камина, а в большом зале саксофоны, смычки и флейты захлебываются
какой-нибудь по-немецки сентиментальной джазовой песенкой, скользят по
навощенному паркету эсэсовцы и фронтовики с какими-нибудь раскрашенными
артисточками или иными женщинами, случайно подаренными им войной.
А может, нет ни музыки, ни танцев, ни накрашенных девиц. Длинный стол с
закусками и рядами бутылок, и за ним чисто мужской ужин и почти деловой
разговор. Где-нибудь в центре стола генерал-полковник Ганзен, о котором