"Геннадий Александрович Семенихин. Послесловие к подвигу (повесть, про войну)" - читать интересную книгу автора

- И кто его только назвал мертвым, - возмущался ей в ответ знакомый
голос. - Мы сейчас, сестренка, из вашего мертвого быстро живой час
сварганим!
- Да дайте же хоть раненого предупредить, - постепенно сдавалась
медсестра.
- Стрелка, - громко окликнул ее Нырко. - Кто это там шумит?
- Да к вам пришли, товарищ майор.
- Так пропусти их, я же все равно не сплю.
Два летчика, два самых дорогих человека, два послапца из того чудесного
мира, откуда надолго выбыл Нырко, перешагнули порог палаты.
- Ребятушки! - воскликнул Нырко. - Вы и представить себе не можете, до
чего я вам рад. Вы же сюда запах аэродрома притащили на пропыленных своих
гимнастерках.
В палате был всего-навсего один стул с зеленой плюшевой обивкой и
детская, покрытая коричневым лаком, скамеечка. Рослый широкоплечий капитан
Виктор Балашов откинул со лба светлую прядь густых, немного вьющихся
волос, насмешливо покосился на лейтенанта Плотникова и придвинул к себе
стул.
- По праву старшего, - изрек он, - а ты, Сережа, и на детской скамеечке
поместишься.
Они были совершенно разными, два этих его однополчанина. Если задубелый
на аэродромных ветрах, широколицый, с серыми, немножко холодными глазами,
Виктор Балашов носил на себе отпечаток грубоватости, то худенький тонкий
Плотников с мальчишескими нежными чертами лица производил впечатление
очень застенчивого юноши. Оп бьп самым молодым в полку, всего за месяц до
войны окончил качинскую школу и был назначен в Белорусский военный округ.
Однако война и постоянная близость к смертельной опасности постепенно
меняли и его лицо, стирая доверчивую наивность и нежность.
В уголках прямого тонкого рта уже наметились морщины, строже стал
взгляд. Майор обрадовался однополчанам, словно родным братьям. Он долго
тряс их жесткие ладони, и колючие черные глаза загорались весеяым огнем,
на губах сияла широкая довольная усмешка. Балашов басил, панибратски
называл командира полка то "стариком", а то и просто Федей, Плотников
обращался к Нырко стеснительно и всегда произносил уставное "товарищ
майор".
- Да брось ты, - остановил его Нырко, - все мы под богом ходим и под
одной смертью, называй и ты меня, как оп. Рассказывайте: как у нас в полку?
- Живем помаленьку, - пробасил Балашов, - тебя ждем, Федя.
- Так видишь, - повел Нырко глазами на свою забинтованную ногу.
- Да. Угораздило тебя, - вздохнул капитан. - Ну, а что сулят?
- Хочешь опросить, буду ли я летать? Буду, Витя...
главный хирург пугает, что, мол, пока говорить об этом трудно, по я
уверен, что своего добьюсь и еще не одного фрица отправлю с небес на землю.
- Мы верим, Федя.
- Ну, а на фронте как?
- Затишье пока. Какое-то странное непонятное затишье. Ни они вперед не
идут, ни мы. Только авпацип, как и всегда, достается. Каждый день с утра и
до ночи воздушные бои. Вчера Степкина сбили.
- Игоря?! - почти вскрикнул Нырко и поглядел на Плотникова, нервно
теребившего кожаный шлем с поблескивающими очками.